ухмыльнулся: как, как… Каком кверху, вот как! Ежели что, сигает в сторону от машины, вон в те кусты, и стреляет из «нагана». Пока фрицы приходят в себя, взводит автомат да лупит во весь магазин, потихоньку уводя противника подальше от танка. Ну, а уж там, ежели товарищи не успеют на помощь прийти, воюет, покуда патроны не закончатся. Тем более в кармане еще и граната имеется. Одной «Ф-1» на всех, понятно, маловато будет, но по крайней мере живым он им точно не дастся! Самое главное – гадов от «тридцатьчетверки» увести, ночью в лесу от танка толку немного, запихнут связку гранат в ходовую, порвут гусянку – и амба. Ну, уж нет! Хрен вам на всю фашистскую морду! Не допустит он подобного! Командир он – или кто?!

Среди ветвей мелькнул неяркий отблеск – кто-то из гитлеровцев на несколько секунд включил электрический фонарик, то ли освещая что-то под ногами, то ли, что скорее, подсвечивая карту. Голоса на несколько секунд зазвучали громче.

Находись Серышев ближе и понимай немецкий, он услышал бы примерно следующее:

– Die Stra?e kommt vollkommen heran, obwohl sie gibt es auf unseren Karten nicht. Vor kurzem haben nach ihr die russischen Panzer durchgenommen, es bedeutet, und unsere werden auch vorbeikommen. Gerade ist, was Herrn dem General – Obersten notwendig.

– Interessant, Russe haben uns die Falle, wie gestern nicht vorbereitet?

– Wer wird sie, dieser russen verstehen? Kann, ja, und kann, nein. Wenn wir etwas verdachtig bemerken werden, werden wir sofort in den Stab nach dem Rundfunk mitteilen[23].

Но языка противника лейтенант Серышев, увы, не знал, лишь несколько основных фраз в духе «подними руки и сдавайся», «как твое имя и звание» или «сколько солдат в твоем подразделении»…

После чего все неожиданно и закончилось. Убрались фрицы столь же тихо, сколь и появились. Сдавленно выдохнув и поймав себя на мысли, что до этого, похоже, и вовсе не дышал, лейтенант вынужден был признать, что по лесу, несмотря на темноту, передвигались они абсолютно тихо, словно землю вовсе и не устилала опавшая листва, в отличие от него самого.

Выждав еще несколько минут, Серышев наконец окончательно перевел дыхание, успокоившись. Василия бил озноб, и вряд ли причиной тому был дождь или влажный комбинезон. Нервы, точно…

Поэтому раздавшийся короткий лязг открывающегося переднего люка едва не заставил Серышева подскочить на месте. Выбравшийся из танка Цыганков, задумчиво хмыкнув в прокуренные усы, отвел ладонью направленный на него ствол «ППД» – как он вообще ухитрился его разглядеть в темноте, осталось для ротного секретом. Усевшись на закраину, мехвод негромко спросил:

– Вась, ты чего такой взъерошенный-то? Случилось чего?

Опустив оружие, Серышев спрыгнул на землю, лишь сейчас ощутив, как затекло от неподвижности все тело. И сбивчиво, как вовсе не подобает порядочному командиру, рассказал товарищу о произошедшем.

Против ожидания, механик-водитель воспринял его несвязный рассказ совершенно спокойно. Выслушав до конца, лишь пожал могучими плечами:

– Ну, фрицы, и чего? Мало ли по здешним лесам всяких разведчиков с диверсантами шляется, что наших, что ихних. Вот одни мимо нас и протопали. Хотя, конечно, любопытно, что им тут нужно. Утром доложим комбату, пусть передаст куда следует. А ты молодец, командир, что не шумнул! Если бы они нас в этой коробке накрыли, могло совсем плохо выйти. Жаль, конечно, что ты по-ихнему не разумеешь, интересно, о чем они говорили. Как говорил товарищ комбриг, видать, уроки в школе прогуливал. Это я, понятно, шучу. Ладно, тарщ лейтенант, лезьте внутрь, там на «чемоданах» брезентуха расстелена, Степа ее уж прогрел, покуда дрых. Он сейчас на мое место переберется, а вы туда ложитесь, хоть маленько, да просохнете. А я подежурю, моя очередь.

– Да мне теперь и спать как-то не хочется, Вить. Трясет чего-то…

– Не хочется – так захочется. А трясет, потому что нервы. Мой тебе совет: хлебни глоток спирта да ложись. Но только глоток, не больше. Все, давай автомат и ползи внутрь. На рассвете подниму.

Улегшись на свернутый в несколько раз брезент, уложенный на короба вертикальной боеукладки, ротный подсунул под голову шлемофон и глубоко вздохнул. Оказавшись в боевом отделении, еще не успевшем полностью отдать накопленное за день тепло, первые минуты он зябко подрагивал, но затем, подтянув, как в детстве, повыше колени, потихоньку согрелся и мгновенно заснул. Хоть перед этим ему и казалось, будто сна ни в одном глазу, да и вообще, как можно спать после такого?! Оказалось, очень даже можно, невзирая на густой кордитно-солярный дух и влажный комбез…

…И проснулся, как показалось, буквально в следующую секунду оттого, что его осторожно тряс за плечо радиотелефонист:

– Просыпайтесь, тарщ лейтенант! Немцы!

– Ка…какие немцы?! – Серышев очумело потряс головой, с трудом приходя в себя. – Они же еще ночью ушли? Ну, то есть мимо прошли?

– Да не те немцы, другие, – пояснил Гриша с весьма озабоченным лицом. – На дороге. Минут с десять, как разведка проехала, мотоциклисты и броневик прикрытия. А сейчас уже танковые моторы слышно, примерно с километр отсюда. Не зря, видать, та разведгруппа, что вы ночью заметили, тут ошивалась!

Окончательно проснувшись, Василий резко сел, в последний момент ухитрившись избежать удара головой о массивный казенник. Натянул шлемофон:

– Нужно же нашим сообщить! Немедленно!

– Нужно, – покладисто согласился Божков. – Связь с комбатом есть, так что докладывайте…