– Да хоть американцы с румынами, – пожал плечами Виктор. – Главное, вкусно. Так что рубай, пока не остыло.
Кобрин склонился над котелком. Пахло и на самом деле потрясающе, хоть, с его «будущанской» точки зрения, настоящий бефстроганов и должен выглядеть несколько иначе.
– Да, кстати, тебе интересно будет. Фашистскую эрдэ перехватили, расшифровали уже. На днях наши летуны цельного генерал-лейтенанта грохнули, Моделя. Знаешь такого?
– Вальтера Моделя? – едва не поперхнулся кашей Сергей. – Понятное дело, знаю, командующий третьей танковой дивизией второй панцергруппы, собственно, теперь уже армии. Той самой, которой Гудериан командует. Редкостная мразь, особо отличившаяся жестоким уничтожением мирного населения и наших пленных. Ну, туда гаду и дорога, давно пора. Подробности имеешь?
– Да откуда? Немцы говорят, что бомбой накрыло, причем ночью. Но что погиб – верняк. Прямое попадание в автомобиль. А вот сопровождение уцелело, они и рассказали.
– Молодцы летуны! Узнать бы кто – за такое и медали не жалко, а то и ордена! Если бы они еще и самого Гейнца на тот свет спровадили, совсем здорово б вышло. Но все равно отличное известие, спасибо. Вить, что там насчет моей просьбы? Не забыл?
– Выяснил, конечно. – Подтянув табурет, Зыкин уселся напротив. – Тем более ТАМ, – он коротко дернул головой в сторону низкого закопченного потолка, – предупреждали, что обязательно станешь интересоваться. Короче, живехонек твой предок. Пока еще в госпитале, поскольку рана была тяжелая, ну да это ты и сам знаешь, так ведь?
– Знаю, – кивнул Кобрин.
– Но со здоровьем у него все в полном порядке, уже ходит. Так что, скорее всего, его не комиссуют, как полностью поправится, вернется в действующую армию. Номер госпиталя я тоже выяснил, но тебе это без надобности. Да и далеко отсюда, все одно навестить не сможешь. Верно говорю?
– Верно, Вить, спасибо тебе. – Отложив ложку, Сергей на миг задумался, припомнив запавшие в память архивные строчки: «
– А что вернется – это я и без тебя знаю.
– Оттуда? – не конкретизируя, переспросил особист, отлично понимая, что собеседник его прекрасно поймет.
– Оттуда.
– И… как?
– Погибнет ровно через год, в середине октября сорок второго, где именно – не в курсе. «Звездочку» уже посмертно получит…
Не сдержавшись, Зыкин подскочил, на миг вновь став тем самым чуточку наивным младшим лейтенантом, с которым Сергей познакомился в ночь на 22 июня, от избытка чувств едва не опрокинув табуретку:
– Степ… тьфу, Серега, так, может, мне сообщить?! Ну, кому следует, в смысле? Зачем ему погибать-то зазря?!
– Успокойся и сядь. – Командарм снова уткнулся в котелок. – Во-первых, погибнет он не зазря, как ты выразился, а выполняя боевое задание. И никто не знает, что будет, если он его не выполнит. Во-вторых, история меняется, и куда сильнее, чем летом. Так что не суетись, может, теперь и выживет. А нет, значит, такая у него судьба. И вмешиваться в нее ни я, ни тем более ты не вправе. Он такой же солдат, как и мы с тобой, и воюет за свою Родину. Понял?
– Понял, – поник лейтенант. – Извини, похоже, глупость сморозил. Ты всяко прав…
– Ну, вот и ладно. Сходи за чайком, будь другом. И поговорим, вижу же, снова что-то спросить хочешь.
– Эт я мигом! Айн момент, как фрицы говорят. А ты пока доедай.
Глядя в спину торопливо выходящего из комнаты товарища, Кобрин тяжело вздохнул.
Да, он прав: вмешиваться в судьбу предка он не имеет никакого права. Морального прежде всего. Это – его судьба, его жизнь и его подвиг.
Вот только легче на душе от понимания этого, разумеется, не стало, скорее наоборот…
Догнать засветло роту, несмотря на заверения Цыганкова, им все-таки не удалось. Примерно через полчаса Виктору снова что-то не понравилось в работе дизеля, и «тридцатьчетверка» опять остановилась. Поскольку танк – не автомобиль, где достаточно откинуть капот, и для доступа к двигателю нужно как минимум отвалить тяжеленный люк в крыше МТО, с ремонтом провозились больше полутора часов. К этому времени уже окончательно стемнело, и продолжать движение стало проблематично, фары начисто снесло с лобовой брони во время тарана немецкого броневика.
После недолгого совещания с мехводом лейтенант, тяжело вздохнув, сообщил в батальон о проблеме, благо рация работала. У комбата их короткий разговор особого воодушевления, как и ожидалось, не вызвал. Несколькими короткими фразами на русском командном высказав как свое отношение к произошедшему в частности, так и все, что он об этом думает в целом, «батя» приказал замаскировать машину в лесу и дожидаться утра. После чего
