– Ну ты как? Успокоился?
– Не суетись, – отмахнулся Глеб, – всё нормально.
Он зашел в кабинет последним. Вогон Джельц выглядел доброжелательно, да и Стило улыбалась.
– Вы готовы, молодой человек? – спросил председатель.
– Нет, – коротко ответил Глеб, – я не буду сдавать.
В аудитории повисла тишина. Вогон Джельц неуверенно кашлянул:
– Вы уверены? Вы знаете, что вам придется покинуть школу?
– Уверен. Я не хочу больше писать стихов, отказываюсь.
Снова молчание, а потом заговорили все разом.
– Вы с ума сошли?!
– Вы знаете, что вам будет за это?!
– Тысячи людей мечтают о крыльях, а вы…
В окно билась толстая зеленая муха. Никак не могла сообразить, что рядом открытая форточка.
Глеб смотрел на нее и думал, что он – как эта осенняя муха. Только он бьется, чтобы причинить себе физическую боль и забыть о душевной. Глеб бросил:
– Да, знаю. Мне уже семнадцать, если вы не в курсе. Так что соображаю, что делаю.
Муха наконец вылетела, и Глеб перевел взгляд на комиссию. Все смотрели на него с непонятным выражением: смеси жалости и чего-то еще, понимание ускользало. И тут Вогон Джельц уронил короткое:
– Дурак!
Глеб расписался под отказом и вышел. Лис бросился к нему:
– Сдал?
– Да, – сказал Глеб. – Пойду домой, отдохну.
На следующее утро за ним явились двое. Глеб знал, что этого следует ждать, но всё равно – было страшно. Лишь мрачная уверенность, что вот она, Аврора, узнает и будет переживать, поддерживала его. Его привезли в больницу, где люди в белых халатах еще раз спросили, точно ли он решил. Глеб подтвердил. Тогда его отвели в операционную и вкололи наркоз. Очнулся Глеб уже без крыльев. На руках у него было предписание покинуть школу в течение трех дней.
Глава двадцать первая. Безделица
Вчера весь день шел дождь, холодный и противный. Сначала думали, что ненадолго, потом оказалось, что с утра и до позднего вечера. Путники пережидали его в палатке, которую разбили под деревьями в роще. Похолодало, и Мёнгере утеплилась. Хорошо, что догадалась взять шерстяные носки в магазине. Интересно, как Мёнгере зимой будет? Хотя… Радуги зимой не бывает. А они обязательно до нее доберутся!
Сперва было весело. Глеб травил анекдоты, рассказывал смешные случаи из жизни. Мёнгере тоже немного оттаяла, поделилась дворцовыми историями. А потом – раз, и все замолчали, словно каждый о чем-то вспомнил, таком, что только для себя, а другим не скажешь. И стало неуютно. И серый день, и дождь, после которого не будет радуги.
Даже Хухэ передалось настроение остальных. Лёг в углу и уткнул мордочку в лапы, так и провел весь вечер. Приш осторожно погладил фенека: какой же он милый. Вот бы взять его домой в Яблоневую долину, только Мёнгере, наверное, не согласится отдать. Он же с ней пришел.
К утру дождь все-таки прекратился, и путники отправились дальше. Картинку бескрайнего луга разбавили очертания кустов, затем появились редкие деревья. А после обеда тропинка сменилась мощеной дорогой, Приш и остальные вступили в аллею из странных деревьев.
Светло-серые стволы причудливо изгибались, ветви тянулись навстречу друг к другу, так что вверху кроны деревьев соприкасались, образуя над дорогой шатер. Солнечные лучи проникали сквозь листву и окрашивали листья и камни мостовой в празднично-желтый цвет. Всё это придавало аллее сказочный вид, так что хотелось не смотреть под ноги, а любоваться чудесной картиной. Поэтому путники и проглядели Хранителя пути, сидевшего на валуне сбоку от дороги.
– Опаздываете, – он достал из кармана часы на цепочке и выразительно постучал по циферблату. – Радуга никого ждать не станет. Скоро сезон дождей закончится, и вы не успеете.
– Нам что, под дождем надо было топать? – вскинулся Глеб.
Хранитель пути усмехнулся:
