осознал это. Тогда он оглянулся назад, не зная, что сказать свежевателям, и надо ли вообще что-то говорить, почти не сомневаясь, что они вот-вот передумают и потащат его обратно через мертвый Город на пропитанный кровью эшафот.

Они ушли.

Тадеус не стал мешкать и размышлять. Он бросился к каяку, устроил Одиссея на носу лодки как можно удобнее, избавился от единственного уцелевшего в битве балласта, схватил весло, все еще привязанное к заднему сиденью и сильно оттолкнул каяк от берега, запрыгнув на борт с необычайной легкостью, очень похожей на ту, с какой двигается терьер.

Затем он начал выгребать против течения. Сначала он беспокоился, что сил провести каяк между остатками мостов и среди бурунов ему не хватит, но скоро Тадеус осознал, что он все осилит. Он греб с необычайной быстротой. Он несся по реке с такой скоростью, точно на веслах сидела целая команда Охотников.

Это всего лишь адреналин, конечно. Как только тело осознает, что опасность миновала, он развеется.

Но этого не случилось. Тадеуса переполняла тугая сила, точно сплетенная из гнева, который в нем не стихал. Она не угасала. Не выветривалась. Она лишь росла.

Одиссей жалобно заскулил, и Тадеус ненадолго остановился, чтобы погладить маленького терьера и пробормотать утешительные слова. Он посмотрел на руку. Повязки на запястье и на сгибе локтя высохли. Он медленно развязал ткань на запястье.

Рана начала подживать. Она затягивалась по краям лоскута кожи Одиссея, который приложил к ней Заступник. С раны слезала струпьями старая отмершая кожа – Тадеус с отвращением стряхнул ее, и она отвалилась, обнажив розовую новую кожицу. Тадеус уставился на нее, потрясенный увиденным. Трясущимися от поспешности руками он развернул следующую повязку, на локте. То же самое! Потрескавшаяся кожа заживала, впитав плоть Одиссея, а лоскуты отмершей сразу же отпали.

Тадеус поднял руку и напряг мышцы, ощущая их силу и здоровье.

– Вылечите меня? Нет, мне не нужно ваше чертово лечение! Совсем не нужно! – Тадеус снова наклонился за веслом, размышляя: «Заступник был прав. Я не болен. Я изменился. И мне это нравится. Очень».

Когда Мари, наконец, добралась до Ригеля, Зоры и Ника, она порядком вспотела: управляться с легкими, но нескладными носилками матери было непросто. Со вздохом облегчения она положила носилки и поношенную лекарскую сумку Леды возле того места, где лежал Ник, потом подошла к Ригелю, хваля его за смелость и добрую службу.

– Я тоже сторожила, знаешь ли, – сказала Зора.

– Спасибо тебе, – сказала Мари. А потом лукаво улыбнулась:

– Тебя тоже погладить?

Зора захихикала:

– Нет уж, оставь силы на него.

– Он в сознании? – спросила Мари, присаживаясь на корточки возле Ника.

Зора пожала плечами:

– Не знаю. Когда я вытирала его и покрывала твоей рубахой, – кстати, слишком короткой, – он не сказал ничего, только кряхтел. Но несколько раз открывал глаза – правда, только для того, чтобы посмотреть на твое чудище.

Мари взяла Ника за запястье и легко нащупала его пульс. Он был ровным, но более частым, чем ей бы хотелось, а кожа парня была прохладной и влажной. Она уже собралась позвать его по имени, как он открыл глаза.

– Серые, – говорил он так, будто еще толком не очнулся. – Твои глаза, они серые.

– Как ты себя чувствуешь, Ник? – Она не отреагировала на замечание о цвете глаз.

– Бывало и лучше, – ответил он. – Спина болит. Туда угодило копье свежевателя.

– Знаю. Я принесла тебе болеутоляющее. Выпей, тебе станет легче. – Мари кивнула Зоре: – Приподними ему плечи, чтобы он мог пить, только осторожно, не коснись раны. – Пока Зора поддерживала Ника, Мари поднесла флягу к его губам.

Сначала Ник медлил. Потом его рот изогнулся в улыбке:

– Проще не травить меня, а убить как-то иначе.

– Я предлагала перерезать тебе глотку твоим же острым ножом, но Мари и ее чудище были против, – заметила Зора.

– Не обращай на нее внимания, – сказала Мари. – Она такая.

Пока Ник пил, его глаза улыбались Мари. Когда фляга опустела, Мари помогла Зоре осторожно уложить его.

– Отлично. Я собираюсь подготовить тебя к переноске, когда подействует отвар, – заявила Мари.

– Пере… чему? – не поверил своим ушам Ник.

– Нельзя оставаться тут. Тебя сожрут насекомые, – пояснила Зора. – Не то чтобы я возражала, но вот Мари и Ригель против.

– Я отнесу тебя в мою нору – в мой дом, – сказала Мари. – Он недалеко, но это вовсе не означает, что нам будет не трудно. Мы сейчас на