подростка из обеспеченной, по меркам не особо процветающих станций, семьи. Серая кофта была, конечно, велика, зато удачно скрывала пятно на майке. Ника вернула картон владельцу и удовлетворенно сказала:
– Теперь попробуем выполнить вторую часть нашего плана.
Она подошла поближе к переходу на Ганзу, на кольцевую. Над переходом с потолка свисал флаг – коричневый круг на белом фоне. Два упитанных пограничника – в сером камуфляже, с автоматами – лениво разглядывали окружающих.
– Делай вид, что мы просто разговариваем, – прошипела Ника.
– Ты хочешь туда? – ужаснулась девочка.
– А ты хочешь обратно в тот туннель? – поинтересовалась Ника. – Смотри, не факт, что во второй раз удастся пройти. Да ты не дрейфь, мы сейчас кого-нибудь знакомого дождемся.
И вскоре она ухватила за рукав проходившего мимо парня.
– Тоник, привет!
– О, Вероничка! Какими судьбами?
– По делам. Не проведешь нас с собой на Ганзу?
Парень покосился на Мусю и вздохнул:
– Ладно, пошли, попробуем.
Подойдя к посту, он небрежно предъявил свой пропуск, который не вызвал вопросов у пограничников, и кивнул через плечо:
– Девчонки со мной.
Пограничники долго изучали их паспорта, Ника заметно занервничала.
– Какова цель визита на Ганзу? – спросил один.
– Мы транзитом. Нам только до Таганки добраться – и к себе.
– Побираться у нас запрещено, – проворчал второй, глядя на сжавшуюся от ужаса Мусю.
– Ни за что! – весело сказала Ника, тряхнув для убедительности рюкзаком, который, хоть и убавил в объеме, зато прибавил в весе. Там что-то звякнуло.
– Развяжите, – велел массивный пограничник. – Так, а это что за трава? – он потянул носом. – У нас дурь запрещена.
– Чай травяной на ярмарке купили, – Ника состроила невинную физиономию. – А что, не так что-то? Хотите, покажу, у кого?
Пограничник понюхал сухой стебель. Потом протянул товарищу. Тот потер его в руках, поднес к носу. Пожал плечами. Все это время Ника сохраняла полнейшую невозмутимость.
– Вроде ничего такого… – протянул пограничник. – Ладно. Проходите. Виза действительна до завтра. Лица с просроченной визой подлежат немедленной депортации.
Когда путницы прошли по переходу, в глаза им ударил яркий свет. Муся зажмурилась, цепляясь за Нику.
– Надо было очки темные купить, – вполголоса буркнула девушка.
– Как тут… красиво, – прошептала маленькая бродяжка, ослепленная сиянием ламп, сверканием дочиста отмытого мрамора. Станция напоминала Тургеневскую светлыми тонами, округлым потолком и толстыми четырехугольными колоннами, но этим сходство и ограничивалось. Там – запустение, пыль, тьма. Здесь – яркий свет, красивые люстры, колонны, украшенные сверху каменными цветами, листьями, силуэтами людей, вписанными в круги. И даже по потолку пролегали выпуклые линии и, пересекаясь, складывались в простой, но очень органичный узор. Муся разинула рот, пальцы ее зашевелились, словно девочка пыталась воспроизвести в воздухе понравившиеся ей узоры.
– Ты чего – никогда на Ганзе не бывала? – фыркнула Ника. Сама она, хмурясь, косилась на деловито ходивших мимо с озабоченным видом военных. Вообще на станции, как она заметила, обстановка была напряженной. Девушка догадывалась, что это было связано со слухами о черных упырях, которые осаждали ВДНХ. Ника не очень верила в эту угрозу – хотя сейчас, глядя на суровые лица военных, она была близка к тому, чтобы испугаться по-настоящему. Да и кучка беженцев, уныло сидевших на своих узлах в конце станции, наводила на печальные размышления.
– Пойдем, – дернула Ника за руку Мусю, – вон дрезина уже стоит.
К дрезине был прицеплен вагон метро со снятым верхом. Девушка заплатила кондуктору четыре пульки – по одной за перегон с носа.
– До Курской, – сказала она.
Муся пискнула было что-то, но Ника наступила ей на ногу. Дрезина уже тронулась, а ошарашенная девочка все оглядывалась назад, на такую светлую и такую недоступную станцию.
Ника же внимательным быстрым взглядом окинула пассажиров: двух военных в сером ганзейском камуфляже, бабку в ватнике, залатанной юбке и обрезанных валенках, трех о чем-то тихо беседующих челноков в спортивных куртках и штанах. Казалось, до девушки и ее юной спутницы никому дела не было.
Вскоре въехали в туннель, где царил почти полный мрак. Колеса успокаивающе постукивали, легкий сквозняк обвевал лицо, пахло землей, машинным