замурованного перехода на Красную линию в центре зала. Вел тот переход на станцию Кировская, которая, как рассказывал отец, пару десятков лет звалась Чистыми прудами, пока через несколько лет после Катастрофы ей не вернули историческое название – в честь безвременно погибшего борца за дело коммунизма. Красные переход замуровали давно – оттого, что, по слухам, чертовщина какая-то там творилась. Но об этом говорить не любили, хотя Ника слышала, что вроде бы кое-кто из руководства даже предлагал найти батюшку и освятить переход. Да только не к лицу было атеистам столь явно сдавать свои позиции.

– Ник, а дальше тоже так пусто будет? – прошептала Муся.

– Да нет, ты что? Вот еще Сухаревскую пройдем, а Проспект Мира – нормальная станция, торговая, людная.

– Я думала, тут на всех станциях живут, – тихо сказала девочка.

– На многих живут. Только есть такие места нехорошие – там не селятся, конечно. Ты боишься, что ли?

– Боюсь, – призналась девчонка.

– Да не переживай, нас же много. Когда группа идет, это не так опасно, – авторитетно заявила Ника, хотя у нее самой неприятно сосало под ложечкой. – А где ж ты раньше сама-то жила, что ничего не знаешь?

Но Муся на такие вопросы никогда не отвечала – может, сама не знала, как называлась ее родная станция.

По пути к Сухаревской один из караванщиков упал и подвернул ногу, и теперь он плелся в хвосте, постанывая.

На станции жгли костры какие-то бродяги, и челноки постарались не задерживаться, ощущая внимательные и недобрые взгляды. По туннелю к Проспекту Мира сначала шли довольно быстро, потом ведущий вдруг замедлил шаг. Слышался какой-то невнятный гул, совсем вроде бы не страшный – словно бы где-то вдали проходил поезд. Да вот только поезда уже двадцать лет как не ходили, дрезины были не в счет.

Ника на всякий случай зажала уши руками. И вдруг заметила, что Муся остановилась, запрокинула голову, будто подставляя лицо дуновению сквозняка, закрыла глаза. Челноки брели мимо нее, но у многих движения стали какими-то замедленными. А некоторые терли лоб, виски, уши, словно что-то их беспокоило, неотвязный какой-то звук. Ника поспешно ущипнула Мусю за руку, отчего девочка взвизгнула.

– Эй, не спи, а то хуже будет.

Муся заторможенно таращилась на напарницу, словно не узнавая. Тогда Ника схватила девчонку за руку и поволокла за собой. А та вдруг принялась упираться.

– А ну пошли! – тряхнув девчонку, прошипела Ника. – Уговаривать долго не стану, брошу тут, крысам на корм. У самой голова болит – некогда с тобой возиться.

Это как будто подействовало, однако Муся еще долго оборачивалась – до тех пор, пока слабый гул вдруг не оборвался. И наступила тишина, время от времени прерываемая такими знакомыми звуками – шорохом маленьких лапок и крысиным писком.

– Уф, прошли, кажется, – выдохнула Ника.

– А что это было? – шепотом спросила Муся.

– Ну, эти… пустоты. Или пласты. Проседают, – стараясь говорить уверенно и авторитетно, произнесла Ника. Мужик, идущий рядом, покосился на нее.

– Никакие это не пласты, – устало проговорил он. – Эх, сколько раз уже завязать хотел с этим. Проклятый перегон. Не кончится все это добром.

Ближе к станции устроили перекличку.

– А где Бутко? – вдруг спросил главный.

Люди, точно очнувшись, принялись оглядываться.

– Он сзади шел, – неуверенно сказал кто-то. – Все стонал… А потом вроде перестал.

– Может, отдохнуть присел? – неуверенно предположил другой.

Главный задумался. Потом решительно тряхнул головой:

– Пошли.

И первым двинулся в сторону станции.

– А как же хромой? – пробормотал кто-то. – Так и бросим?

– Может, поискать? – предложил другой. Главный тут же обернулся:

– Ты пойдешь искать? Вперед. Флаг тебе в руки.

Ответом ему было молчание. Он обвел взглядом остальных:

– Значит, так. Те, кто хочет искать Бутко, – ступайте, я не держу. Но ко мне потом – никаких претензий, я за вас не отвечаю. Остальные – за мной, на станцию. Если Бутко сумеет, сам дойдет. А если нет… что ж теперь, из-за него другим пропадать? И чтоб я больше об этом не слышал. Приказ окончательный, обсуждению не подлежит.

Люди молча переминались с ноги на ногу, но никто больше не решился возразить. И главный решительно двинулся вперед.

Уже на подходах к станции Ника шепотом спросила девочку: