– Так. Общий подъем!

Все молча стояли передо мной почти по стойке «смирно». В одну шеренгу. Семеро живых. Один мертвый лежал у навсегда погасшей котельной установки.

Плюс восьмой живой – я – молча прохаживался вдоль строя, чувствуя власть над людьми, старавшимися не пошевелиться, не издать лишнего звука. И еще острее чувствуя, насколько хрупка эта власть, насколько я не могу ошибиться. Один неверный шаг – и все полетит к черту.

Про себя я холодно усмехался, классифицируя ситуацию как завязку классического детективного сюжета «преступление, совершенное в кругу известных лиц» – иначе говоря, когда все подозреваемые. Но говорить это я, конечно, не стал. И вообще бровью не повел. Прекратил ходьбу, резко развернулся лицом к строю.

– Буду краток. Сейчас мы все подозреваемые. И я тоже. Поэтому будем делать все, как я скажу.

Логики в этих словах было немного, но это неважно. Важно – держать всех в психическом кулаке. Я это и делал. И не собирался разжимать кулак.

– Всем достать холодное оружие! – скомандовал я и первым потянул из ножен НРС.

Тут главное, чтобы приказ был исполнен немедля. Крот и Франт тут же схватились за клинки, за ними прочие. Лишь Катя помедлила, вопросительно смотря на меня.

– Я сказал – все! – повысил я голос, и Катя послушно взялась за нож, он у нее имелся в комплекте снаряжения.

Так! Пока все ладно. Но…

Но вот он – самый острый момент. Во всех смыслах. Признаюсь, я ощутил неприятный холодок, увидев блеск клинков, направленных на меня, хотя в помещении и так не было жарко.

И я заметил, как нехорошо изменилось лицо Шадыма. И сразу к нему.

Его рука, держащая нож, слегка дрожала. А на клинке отчетливо виднелись следы крови.

– Это не я, – пробормотал Шадым, как ребенок, которому предъявляют вопрос: кто взял шоколадку из буфета?.. С трудом сглотнув, он повторил: – Нет, правда, не я. Я и сплю-то как убитый, пока не разбудят, по тревоге или там по подъему… Я… я не знаю, как это! Командир, это не я, я свои часы отстоял и сразу вырубился, пока не разбудили…

Он нес чепуху, но совершенно искренне, отчаянно и обалдело. Ни один психолог не усомнился бы в честности этих признаний – разве если бы признающийся не был гениальным артистом, Щепкиным каким-нибудь. Шадым таким точно не был.

– Я тебе верю, – неожиданно сказал я. Неожиданно для других, не для себя.

Оглядев окаменевшие лица бойцов, я намеренно улыбнулся так, чтобы от этой улыбки озноб у них прокатился по спинам… Не знаю уж, прокатился он у кого-то или нет, но темп событий я подхлестнул.

Один шаг – и я напротив Франта.

– Что, – и улыбка стала еще более зловещей, – не удалось?

Он смотрел на меня с наигранным удивлением, но затем взгляд дрогнул, забегал…

Нельзя терять ни секунды!

– Сдать оружие! – рявкнул я.

Все вздрогнули. И я скомандовал уже им:

– Обезоружить его!

Все прошло как по маслу. Психология сработала безукоризненно. Парни накинулись шестеро на одного, и даже Катя как-то подсуетилась на заднем плане. Каким бы опытным бойцом ни был пришелец, в этот миг он даже не рыпнулся и был молниеносно обезоружен. По моему приказу ему связали за спиной руки, взяли на мушку, вернее, на мушки. И лишь после того, как все это было проделано, Крот с недовольством и даже сердито обратился ко мне:

– Слушай! Ну теперь-то объяснишь, что все это значит?!..

– Теперь объясню, – великодушно согласился я.

– Объясни, – подал голос Франт, – я тоже послушаю, какого черта этот цирк!

– Помолчи, – сурово велел я.

И пустился в объяснения.

– Не скажу, – начал я, – что я прямо так уж заподозрил Франта, он же Сан Саныч, с первой встречи. Хотя, конечно, очень уж ловко он оказался в нужном месте в нужное время. Как по заказу! И здорово помог нам в бою с бандой придурка Бонифация. С ходу вошел в доверие, можно сказать, стал своим…

– Погоди, – перебил Крот. – Лоб его прорезала морщина мучительного раздумья. – Ты хочешь сказать, что он…