какая только может быть в стране, где главной ценностью является фантазия: в Миревасе готовят всех охотников за ночными кошмарами.
Только светлые головы из реального мира, которые ничего в жизни не понимают, могут сморозить что-то в духе: «Это просто кошмарный сон». В кошмарах нет никакого «просто». В Просонье все знают, что ночные кошмары – это живые существа, темные и маленькие клубы тумана, состоящие из страха и неуверенности. Они бродят между домами, пока все спят, проверяют, закрыты ли двери и окна, и ищут лазейку, в которую можно было бы просочиться, чтобы всех всполошить. Для этого и нужны охотники за кошмарами. И если у тебя есть голова на плечах, то ты знаешь, что для охоты за ночными кошмарами нужен молокомёт, главное оружие миревасских охотников. Светлая голова, разумеется, ничего в этом не смыслит и может принять молокомёт за обычное ружье для пейнтбола, к которому чья-то бабушка прицепила сбоку молочный бидон, а сверху приклеила рогатку. Но Эльса не светлая голова, она знает, какое оружие держит в руках. И заряжает бидон молоком, а под резину катапульты вставляет печенье.
Убить ночной кошмар невозможно, но напугать – запросто. Ничто на свете так не страшит ночные кошмары, как молоко и печенье. Это долгая история. У кошмаров генетическая предрасположенность к аллергии на молоко и печенье. Они покрываются сыпью и все такое.
– Пусть только сунутся, черти проклятые! – решительно заявила Эльса.
Ворс полностью разделял такой подход. Хотя вообще-то просто имел виды на патроны.
За спиной у Эльсы раздался звонок, она вздрогнула от неожиданности и нечаянно выстрелила хорошей порцией молока прямо в ворса, и к вящему его неудовольствию из обоймы не вылетело ни кусочка печенья.
– Извини, – пробормотала Эльса в смятении, а мокрый ворс убрался от молокомёта подальше, всем своим видом давая понять, что он не страдает лактозной недостаточностью.
На мгновение Эльсе показалось, что за дверью ночной кошмар. Но это был всего лишь Джордж. Он улыбался, стоя на пороге. Но Эльса не улыбнулась в ответ. Джордж расстроился. Ну и пусть.
– Пойду в подвал, принесу еще стульев, – сказал он, попытавшись улыбнуться улыбкой, которой улыбаются в такой день настоящие папы, когда чувствуют, что на самом деле они пластмассовые.
Пожав плечами, Эльса захлопнула дверь у него перед носом. Она забралась ворсу на спину и посмотрела в глазок: грустный Джордж еще с минуту стоял у двери. Эльса ненавидит его за это. Мама все время повторяет, что Джордж хочет понравиться Эльсе, он очень старается. Как будто Эльса этого не понимает. Она знает, что Джордж старается, поэтому и не может его полюбить. Дело не в том, что она не смогла бы его полюбить, если бы как следует постаралась, дело в том, что она бы его сразу же полюбила. Потому что Джордж нравится всем. Это его суперспособность.
А что она будет делать, когда появится Полукто и Джордж про нее забудет? Вот именно! Поэтому лучше к нему не привязываться.
Если не любишь человека, он не сможет тебя ранить. Почти восьмилетние дети, которых считают не такими, как все, быстро это усваивают.
Эльса спрыгнула с ворса. Ворс аккуратно взял зубами молокомёт у нее из рук. Отошел на безопасное расстояние и положил его на табуретку, подальше от Эльсы. Но печенье при этом не съел, что для всякого, кто знает, как сильно ворсы любят печенье, является несомненным свидетельством подлинного уважения к Эльсе.
В дверь снова позвонили. Эльса дернула ручку и уже раскрыла рот, чтобы как следует рявкнуть на Джорджа, когда поняла, что перед ней некто иной.
Молчание длилось по крайней мере дюжину вечностей.
– Здравствуй, Эльса, – смущенно сказала женщина в черной юбке.
Правда, сегодня на ней была не юбка, а джинсы. От нее пахло ментолом и испугом. Она словно стояла на сцене, перед которой в жюри сидела Эльса и собиралась выставить ей оценку за исполнение «I will always love you» Уитни Хьюстон.
– Здравствуйте, – ответила Эльса.
Женщина дышала так медленно, что Эльса начала опасаться, как бы она не умерла от удушья.
– Я… я прошу прощения, что вчера на тебя накричала, – медленно произнесла женщина.
Они внимательно рассматривали обувь друг друга. У Эльсы внутри пронеслось столько чувств, что она не знала, за какое из них ухватиться.
– Ничего страшного, – выдавила она наконец.
У женщины подрагивали уголки рта. Кожа вокруг губ словно покрылась трещинами.
– Я немного удивилась, когда ты пришла. Ко мне не так часто кто-то приходит. Я… я не знаю, как себя надо вести с посетителями.
Эльса пристыженно кивнула, не отрывая взгляда от туфель женщины.
– Все в порядке. Извините, что я назвала вас… – прошептала она, не в силах произнести злополучное слово.
Женщина помотала головой:
– Я сама виновата. Мне тяжело говорить о моей семье. Твоя бабушка пыталась заставить меня, но я… Я на нее злилась.
Эльса ковыряла пол носком ботинка.
– Люди пьют, чтобы забыть неприятные вещи?
Женщина вздохнула, закрыв глаза:
