— Соректор Элоранарр отвечает за безопасность, его дело — проверить будущего завхоза на лояльность, а не утверждать нового. — Лжёт Халэнн так убедительно, что я бы поверила, если бы не знала истинной причины отказа в утверждении мисс Анисии.
Но кто-то должен этим заниматься.
— Обратись к соректору Дегону.
— Тебе прекрасно известно, что он заперся в сокровищнице и отказывается выходить. Может, навсегда заперся, академия теперь разваливаться должна?
Ответ Халэнна из коридора не разобрать, как и последовавшую за ним тираду мисс Анисии. Интересно, Халэнн не раскрывает причину отказа Элоранарра из деликатности или желает оградить начальника от претензий в предвзятости? Ах, да, Элоранарр же дракон, к нему претензий в любом случае не будет. Неужели из деликатности?
Распахнув дверь, застываю от удивления.
Выпадающую коробку с печеньем я перехватываю в последний момент. Закрываю глаза, открываю, но Ника по-прежнему стоит на голове, упираясь ногами в стену.
— Ты чего? — Войдя, закрываю дверь.
— С ума схожу, — признаётся Ника.
— По какому поводу?
— Еда.
Пушинка грузно вываливается из сумки и, поднявшись на задние лапы, передними приглаживает шерсть. На задних же лапах, вразвалочку, уходит в альков. Судя по шелесту, она устраивается на кровати.
Проводившая её взглядом Ника уточняет:
— Лера, а ты знаешь, до какого размера вырастают эти магические паразиты?
— Фырвыр! — доносится из алькова.
— Кажется, она меня сейчас обругала не очень вежливо. — Напрягая руки, Ника осторожно отталкивается от стены и приземляется коленями на пол. — Ойу…
Скрючившаяся Ника остаётся на полу.
— Может, ну её, эту диету? — предлагаю я.
— Это дело принципа! — Ника выпрямляется и приглаживает волосы. — Кто мной руководит, желудок или разум?
Учитывая, сколько печений она потребляла, я бы поставила на желудок, но по- дружески уверяю:
— Разум.
— И он не сдастся! И я не сдамся. — Она подскакивает, проходит по комнате из стороны в сторону. — Проблема в том, что я всё время думаю о еде. Постоянно. Это сводит меня с ума.
— Ты голодна?
— В том-то и дело, что физически голода я не чувствую, но, кажется, скоро начну грызть мебель. Это невыносимо. — Она запускает пальцы в волосы, снова приглаживает пряди. — Мне надо отвлечься. Надо чем-то заняться.
Уставившись на меня голодным взглядом, Ника застывает. Так зомби в ужастиках смотрят на свою жертву.
— Сделай мне красивые ногти! — Ника подскакивает ко мне. — Что для этого нужно?
— Может, лучше уроками займёмся? Тебе наверняка надо…
— Не помогает, — мотает головой Ника. — Лера, пожалуйста, мне нужно что-то делать. Давай, я тебя научу магически обрабатывать ногти, а ты сделаешь мне цветные камушки, а? Пожалуйста.
— Не улавливаю связи между едой и ногтями.
Ника застывает, моргает растерянно и вдруг заливается краской.
— Дело не только в еде.
— А в чём?
— Романтики хочется. Любви. Чтобы мной восхищались. — Ника с каким-то маниакальным блеском в глазах прокручивается вокруг своей оси. — Праздника. Ярких красок.
А мне кажется, ей просто хочется что-нибудь жевать. Когда резко ограничиваешь себя в пище, первое время организм начинает судорожно «охотиться»: требовать движения, какой-то деятельности, чтобы побыстрее «поймать мамонта» или «насобирать корешков». Потом это проходит, но первое время именно такая лихорадочная деятельность начинается.
— Сделаешь? — Ника умоляюще смотрит на меня.
— Попытаюсь, — сдаюсь я.