С этими словами она скинула с себя пеньюар, и я смог только прошептать: «О да! Конечно же! Да!..»

Эта ночь была самой восхитительной из всех наших ночей! Моя Клеопатра позволяла делать с собой все, чего я прежде не мог представить себе даже в самых смелых, в самых необузданных фантазиях!

Ночь закончилась. Мы оба были совершенно обессилены…

Утром же она сказала:

«Что ж, теперь нам осталось лишь проследовать в Вечность, не так ли, Жан?»

«Да, теперь — в Вечность…» — без колебаний согласился я, хотя по тому, что знал о предыдущих смертях, я был уверен, что в Вечность проследовать суждено лишь одному из нас, и не менее твердо знал, кому из нас именно.

Мы оба написали предсмертные записки: прошу, де, никого не винить, и так далее, после чего она наполнила два бокала красным вином, затем насыпала в оба какой-то порошок и сказала:

«Мы выпьем это одновременно, чтобы не разлучаться ни на миг».

«Да, чтобы — ни на миг!» — Я потянулся к своему бокалу.

«Постойте, Жан, — остановила она меня. — Туда, в Вечность, мы должны вступить в чистоте. Ступайте сперва в ванную, а я потом, вслед за вами».

…Зеркало — вот что стало причиной дальнейшего!

Уже проходя в ванную комнату, я вдруг бросил взгляд на зеркало, висевшее в коридоре, и увидел, что она у меня за спиною накапывает в мой бокал какие-то капли из флакона. Единственно только в мой. После чего она поспешно убрала свой флакончик. Только тут, как мне показалось, я понял суть происходивших прежде трагедий. Вероятно, порошок был совершено безвреден, а вот капли…

Что ж, это вполне входило в мои… Если можно так сказать о намерении уйти из жизни — в мои планы…

Когда я вернулся, удалилась она, оставив меня одного. Признаюсь, у меня на миг проскользнула шальная мысль: а что если взять да и поменять местами бокалы?..

Разумеется, ничего подобного я делать не стал, ибо планы мои были совершенно иные…

Наконец она вернулась, и мы подняли бокалы.

«Прощайте, Жан, — сказала она. — Прощайте… и — до скорой встречи там».

«До встречи, моя богиня…» — с этими словами я, уже всецело готовый к этой самой Вечности, залпом осушил свой бокал…

Но…

Тут г-н Васюков сделал долгую театральную паузу.

— Что — «но»? — произнесла Евгеньева, трепетно слушавшая его рассказ.

Васюков продолжил:

— Но, увы, Вечность отчего-то задерживалась. Клеопатра же вдруг покачнулась и, проговорив: «Убийца!..» — упала в кресло. Глаза у нее были навыкате, на губах стала выступать пена. Когда я подскочил к ней, она была уже бездыханна.

Послышались возгласы:

— Это невероятно!..

— Совершенно ничего не понимаю!..

— Но — как же?! Каким же, в таком случае, образом?!..

Господин Васюков победоносным наполеоновским взором окинул залу и, не отвечая на недоуменные вопросы, продолжал:

— Поскольку предсмертная записка Клеопатры имелась, полиция отнеслась к этому происшествию как к весьма заурядному, так что на меня, истинного, хотя и невольного убийцу не пало никаких подозрений.

Что же касается меня, то я после своего несостоявшегося соприкосновения с Вечностью возрешил, что сам Господь пожелал призадержать меня на этом свете. В общем я взялся за ум, пить окончательно бросил, нашел себе новый род занятий, и на этой стезе весьма быстро преуспел.

— И на какой же, если не секрет, стезе? — поинтересовался Грыжеедов. — Уж не по торговой ли части?

— Вас только это и интересует! — буркнула Евгеньева.

— Нет, не по торговой, — сухо ответствовал Васюков. — Ах, это едва ли интересно господа. Ну, допустим… допустим… на литературной стезе.

Я поймал взгляд господина Семипалатникова. Тот улыбался, и по его улыбочке я понял, что в последние слова Васюкова он верит так же мало, как и ваш покорный слуга.

— Да нет, — сказал Грыжеедов, — это как раз очень даже любопытно, поскольку…

Но господин Петров не дал ему договорить.

— И все же — как такое могло получиться? — спросил он. — Я — касательно яда: ведь вы же сами видели, как она… в ваш бокал…

— А вот и поломайте, поломайте голову, господа, — предложил Васюков. — Уверяю вас, разгадка имеется; во всяком случае, я ее сумел потом