хранил в себе остатки лесной гари и едкий дым химикатов. Лицо скривилось от противного запаха.

— Фу! Что это? Откуда?

Попытка вспомнить что-то связанное с этим, не приводит ни к чему. Только сейчас она понимает, что не может вспомнить ничего из того, что произошло бы с ней в прошедший год. Какая-то мешанина из образов, звуков, случайных мыслей. Картинки того, как она бегала по лесу вместе со своей стаей. Четырнадцать свободных и гордых волчиц. Один раз тенью между ними пронеслась картинка пылающего леса, где среди обугленных веток и горячей от огня земли раздавались крики о помощи ее сестер. Она падающей звездой пронеслась в ее вялом разуме и также пропала, не оставив после себя следа. Так же, как пропадает утренний сон к обеду.

Дает знать о себе голод. Просыпающийся организм наконец вспоминает о своей самой главной потребности и окончательно прогоняет остатки сна. Пустой живот словно приклеился к спине.

В стальной клетке раздается слабое поскуливание. Ей страшно и одиноко без любимого. Поскуливание становится громче, перерастая в завывание, которое одиноко разбивается о белые стены за пределами ее клетки.

И, как в ответ на ее страх и тоску, дверь в камеру раскрывается с тихим шипением, являя взору человека, от одного лишь вида которого, ее сердце судорожно начинает биться в груди, едва сдерживая ликование. Ей хочется выть и она с трудом себя останавливает — неизвестно почему, но она знает, что ее любимый это не одобрит.

Голод забыт, как и усталость. Теперь это не имеет значение. Она припадает к прутьям клетки, протягивая к нему свои тонкие девичьи руки. На лице — неподдельная радость и щенячий восторг.

— Любиииимый! Я так скучала!

Ее любимый не спеша подходит к клетке, останавливаясь на расстоянии чуть дальше вытянутой руки: «Ну что, Колетт, вас устраивает эффект моей работы?».

Женщина, на которую волчица, сначала не обратила внимание, стоит в дверном проеме, с легким изумлением рассматривая столь необычную картину. Одетая в строгую имперскую форму (что впрочем так и не смогла внести официоз, не в силах скрыть приятных глазу изгибов ее тела) она лишь в немом вопросе подняла одну свою бровь: «Брэн. Вот уж от кого-кого, а от тебя я такого не ожидала».

Она еще немного стоит в дверях, после чего подходит к клетке, с любопытством рассматривая абхумана, что несмотря на голод, усталость и жуткую обстановку доверчиво тянется к тому, кто лишь недавно прерывал жизни ее сестер.

— Она и вправду раньше была человеком?

— Да, как и все волчицы, которых мы тогда поймали, — он с некоторой любовью посмотрел на свою пленницу, — эту особь я назвал Кюри.

Колетт едва ощутимо вздрагивает. До этого момента все мамоно, с которыми она работала, и которые фигурировали в отчетах, были представлены лишь в виде безликих цифр. Это дегуманизировало, позволяло думать о них, как о безликих ксеносах, как о хоз. товаре. От осознания, что эти добрые, доверчивые глаза когда-то принадлежали человеку с именем, на сердце стало неуютно.

— Ее еще можно спасти? Вернуть ей частички человеческого разума?

— Боюсь, это не совсем логично и плохо может закончиться…

— Просто скажи: Да или Нет.

— Да, госпожа Колетт.

Колетт осторожно коснулась кончиков когтей, что протягивала доверчивая волчица. Мягкие подушечки лап, приятный на ощупь черный мех. Существо не высказывало ни малейших признаков агрессии, ведя себя словно ребенок, который хочет на ручки к маме.

— У тебя добрые глаза. Совсем как у моей дочери. Не волнуйся, скоро свет Бога Машин коснется и твоей души, — Она отошла от клетки, с интересом посмотрев на Брэна. — Это не все, Молотов хочет увидеть ваши труды по той волчице. Псайкеру.

— Конечно. Смею заметить, она моя гордость. Несомненные таланты вашей дочери не вызывают никакого сомнения в том, что она станет великим магосом, но ее желание провести вскрытие без обезболивающих, было все же несколько поспешным. И конечно, сказалось отсутствие необходимого опыта. Если бы не мое своевременное ходатайство о попытке вернуть образец, то она была бы безвозвратно потеряна.

— Она только учиться, — Колетт жестом подозвала к себе двух боевых сервиторов, что стояли наготове, сжимая в аугментированных руках лазганы повышенной мощности. — Насколько хорошо она сейчас контролируется?

— Даже лучше, чем мы предполагали. Есть основание полагать, что этот успех был связан с теми изменениями, которые вызвала ДЭ в мозгу этой девушки.

Он развернулся, даже не посмотрев в сторону девушки в клетке, что уже стала хныкать от разочарования.

— Пройдемте со мной.

Перед тем, как дверь в коридор захлопнулась за их спиной, Колетт еще раз вглянула на мамоно, обхватившую тощий желудок руками, тихонько всхлипывала, смотря вслед удаляющемуся Брэну.