Наконец, он отвел взор и Тарквиния обессиленно рухнула на стул, тяжело переводя дыхание. Взгляд этого человека буквально выпил из нее все силы, оставив вместо инари лишь пустую оболочку.
Она тяжело дышала, затуманенным взором смотря на Вебера, что сейчас медленно перебирал четки в своих руках, не сводя с нее своих кристально голубых глаз. Рядом раздался приглушенный звук падения тела Гвиневры.
— В душах этих женщин нет яда скверны, — успокоившийся Генрих медленно взял из рук Томаса свиток, расписавшись в его уголке и поставив свою печать, — Теперь прошу меня простить, но Император не терпит праздности, а потому я вынужден посвятить остаток вечера молитвам о нашем скорейшем возвращении домой.
Он медленно отошел от стола, теперь больше напоминая уставшего от жизни старика, нежели неумолимого фанатика. Отточенным движением руки поправил свой балахон, пальцами коснувшись медали «тройной череп».
— Эта бумага признает вас невинными перед ликом Его., - он на секунду остановился, подбирая правильные слова — Сейчас вы получили шанс искупить грех рождения абхуманами служа в Его армии. И тогда, возможно, вы можете заслужить место у подножия Золотого Трона.
— Утренняя служба начинается в 5:30. К этому времени вы должны знать молитвы.
— Господин, вам нужно отдохнуть, — низкий, утробный голос Томаса пронесся над толпой, — я помогу вам дойти до опочивальни.
— Спасибо Томас, — священник оперся на руку своего телохранителя, после чего медленно побрел из храма.
В утихшем зале раздался голос Вебера: «Добро пожаловать в Империум».
Лаборатория. Опять. Колетт, Вебер, Клиф, Фродо, Салливан, и два абхумана, что сейчас шли, испуганно смотря на своих тюремщиков. Они шли теми же коридорами, которые когда-то подобно «тропе мертвых» вели их в последний путь. Но теперь они были свободны. С их рук были сняты кандалы, убраны ошейники с шей. Только что их признали людьми. Признали их равными, с таким видом, словно причислили к богам.
Гвиневра украдкой посмотрела на Колетт. Вполне возможно, что эти сумасшедшие люди и считали себя детьми богов: «Безумная сука!».
— Мне кажется, наши гости стали забывать о правилах приличия, — мягкий голос Колетт заставил сердце саламандры биться чуть чаще. В голову полезли неприятные мысли о том, что каким-то непостижимым образом она прочла ее мысли.
— Дай им время. Для такой процедуры срок действительно феноменально быстрый.
— Но на вашем месте я бы присматривала за ними. Особенно за этой «саламандрой».
Гвиневра едва сдержала возмущенное фырканье.
Коридор тянулся долго и теперь, без мыслей о своей скорой смерти, разум Тарквинии наконец-то стал подмечать все те странности, что прежде проскользнули мимо ее глаз.
Первое: Их спасли не просто так. Нет, конечно это было понятно и раньше, но теперь стало понятно, что они им нужны. Эта мысль была почти очевидна, но Тарквиния не спешила радоваться. Было неизвестно, как легко они могли обойтись без них.
Второе: Религиозность. Символы на их броне, на их оружии, все это имело под собой религиозную подоплеку. Она читалась в том, как полумуж часто дотрагивался до своей серебрянной побрякушки на груди, в сходстве тех символов что она видела в храме и на броне этих людей.
Третье….
Формированию мысли помешал до ужаса знакомый звук. Звяканье металла. К ужасу Тарквинии оно не пропадало, а лишь усиливалось. Звяк. Звяк. Звук стал громче. И теперь к нему прибавилось тихое всхлипывание.
Когда они свернули за следующий поворот, она уже знала, что увидит.
— Господин Вебер, уважаемая Колетт. Рад видеть, что все прошло без происшествий.
Брэн стоял там, держа за шкирку одну из волкодев, едва взглянув на которую, Тарквинии стало дурно. Она вспомнила этот забавный белый кончик хвоста. Узница камеры 09–10. Сейчас она сжалась в комочек, изредка всхлипывая. Руки и ноги скованы. Мех на ногах свалялся от пропитавшей его крови. Лодыжка неестественно вывернута и как-то безвольно лежит на полу. Попытка к бегству. Отчаянная, последняя попытка к бегству. И раздробленная конечность — как награда за храбрость.
— Молотов сейчас у себя? Я попытался выйти с ним на связь, но он не доступен.
— В настоящее время он проводит одно важное вскрытие. Но, я думаю, он закончит до вашего прихода.
Страх и любопытство смешались в теле инари, образовав гремучую смесь. Она не хотела видеть вервольфа, чья жизнь скоро оборвется. Ей вдруг стало мерзко от того, что они спаслись, что им был дарован выбор, в отличие от этих несчастных созданий. Но она не может сдержать себя от того, чтобы хоть одним глазком взглянуть на них вблизи.
Вервольф поднимает голову и инари побыстрее отворачивает лицо, чтобы не встречаться с ней взглядами. У нее красные, опухшие глаза. Молодое лицо девушки 16–17 лет. Она с мольбой смотрит на саламандру, протягивая к ней руки. Губы беззвучно шепчут мольбы о спасении.
Это замечает Брэн, с силой ударяя своим механдритом по ее руке.
В коридоре раздается жалобный вой и Тарквинии хочется исчезнуть лишь бы не слышать его.