«мимикрией».

Он развернулся, вперив в инквизитора взгляд своих визоров: «Они паразитируют на людях, инквизитор. Все их поведение может быть лишь игрой на грубых мужских инстинктах, призванная обеспечить их защитой, пищей и биологическим партнером. Не забывайте об этом».

Вебер еще раз посмотрел отчет Молотова по этой Тарквинии: биологический возраст 25 лет, имеются признаки замедления старения после 19-и, половозрелая особь, способная к репродукции и… девственница. Это было странно, будь она и вправду культисткой Слаанеш, то последний пункт выглядел бы как оксюморон.

Да еще и ее слова, что они не причастны к культу Владыки Демонов. В это не верилось. Если предсмертные слова тех ксеносов были правдой, то именно Повелительница демонов и была причиной их появления. А в его практике еще не было случая, когда творения хаоса в массовом порядке и без последствий для себя меняли покровителя.

Молотов оторвался от своего планшета, соизволив, наконец, изобразить подобие жизни: — «Есть основания полагать, что влияние темных сил в этом мире ослабло в какой-то момент, или же мы сейчас имеем дело лишь с осколком той темной сущности, что пробилась в этот мир».

— Так значит они опасны? Стоит ветрам варпа усилится, как все вернется на круги своя?

— Не думаю. Сейчас бы я сравнил это все с псайкерами. Они затронуты варпом, им легче пасть перед хаосом, но их падение перед темными силами акт всегда добровольный. Будь все действительно так плохо, то борьба была бы закончена задолго до нашего появления в этом мире.

— Это успокаивает, но я все же провел бы встречу с нашим Генрихом. Я конечно доверяю предсказанию Эйлада о пользе этих двух, но он ксенос, а потому лишняя проверка не помешает.

Гвиневра с подозрением смотрела на людей в комнате, боясь выпустить Тарквинию из объятий. Разговор с Вебером длился куда более одного часа и, по сути, представлял из себя разговор о падшей, Друэлле, Зипангу и о энергии мамоно. Одни и те же вопросы под разным углом и через разные слова.

После того, как он узнал все, что хотел, их привели сюда. Огромный зал, напоминавший собой уродливое подобие человеческих монастырей.

Однажды ей пришлось бывать в таком. Его стены тщательно отбелены побелкой и украшения святых героев и Верховной выполненные из лучшего хрусталя в витражных окнах. И всегда — цветы. Неважно, насколько бедна была та деревня, в которой люди общими усилиями строили церковь, каждый раз они были готовы отдать последнее, покупая лучшее из того, что они могли себе позволить. Всякий раз, когда она входила в нее, она понимала, почему людские сердца так стремились в эти намоленные стены.

Может верховная и была безумной сукой, но места ее поклонения воистину несли мир и покой в души замученных нелегким бытом людей.

А сейчас она лицезрела уродливую пародию на религию людей. Храм чужаков больше напоминал склеп. Мрачные темные стены взвились в высоту, навевая мысли о ничтожестве человека перед лицом высших сил. Вместо одухотворенных, светлых образов героев — мрачные фигуры, на чьем лице скульптор смог передать гнев и непреклонность перед ударами судьбы.

И черепа — вместо цветов. Она посмотрела на арку, что стояла в самом конце комнаты и была центральным местом этого мрачного храма смерти. Статуя, что стояла под ней являлось самим воплощением мастерства скульптора. Мрамор, что под умелыми руками мастера превратился в глину, впитывая в себя всю всю ту палитру красок и буйства человеческих эмоций, на которую только способен сын рода людского. Даже мимолетный взгляд на его лик внушал внутреннее чувство уважение к той мудрости, что была скрыта в его взоре. Не просто воин. Светоч во мраке, лидер, чьи пламенные речи воспламеняли сердца, чей голос гремел над полем боя, вселяя в воинов отвагу. Ученый, чей разум видел возможности для победы над самими законами природы, укрощая их во благо человечества.

Император. Это простое слово само пришло к ней на ум, яркой вспышкой затмив боль и страх, что были с ней с того самого проклятого момента, когда ее схватили в том лесу. Она опустила взор, ощущая себя грязной просто от того, что посмела посмотреть на лик их божества без должного почтения.

И только сейчас услышала мелодичный голос, что разнесся под мрачными сводами этого храма, изгоняя из сердца страдания.

— Гвиневра, скажи мне, ты видишь то же самое, что и я? Пожалуйста, скажи мне, что это всего лишь мое безумие и этого нет на самом деле.

Взгляд Тарквинии был устремлен куда-то вверх.

Саламандра проследила за ним взглядом и почувствовала, как закружилась голова от зрелища, что было богомерзким для любого, вне зависимости от того, кому он поклонялся.

Существо похожее на ребенка лет десяти. Тощее, жилистое тело было одето в какое-то подобие тряпок, пронизано ставшими уже привычными стальными веревками. Воительница несколько раз моргнула, чтобы убедиться, что ей не показалось — у существа были крылья.

Она видела изображения валькирий в людских книгах и на фресках, пару раз видела мамоно с крыльями, но везде их крылья являлись частью их сущности, а тут крылья были насильно прикручены с помощью их техномагии.

Существо сидело на одной из колонн и пело песни своим удивительно красивым голосом, тем, что просто не должен был принадлежать такой мерзости. Оно пело, собирая вокруг себя те летающие черепа, что подобно пчелам на лугу до этого деловито сновали по всему залу от человека к человеку.

Наконец, пение прекратилось. Эта мерзость вдруг посмотрела на Гвиневру, словно поняв, что лишь она с Тарквинией не наслаждались его пением и с