Таким образом, если интерпретировать изложенные исследователем факты с точки зрения «авторства» Пушкина, то придется признать, что он пытался создать образ Белкина с привлечением «дополнительного источника информации», но это ему явно не удалось. Если же посмотреть на проблему с позиций «авторской» фабулы романа, то становится очевидным, что Пушкину явно «не повезло» с источником информации, который, вместо того, чтобы дать исчерпывающую характеристику своему покойному соседу, выпячивает свою личность, хотя почему-то и скрывает свое имя.

С. Г. Бочаров, правильно обратив внимание на странное значение образа «ненарадовского помещика», не сделал, к сожалению, последнего шага в цепи своих построений, не разгадав истинную роль этого «помещика» как «автора» цикла повестей; только как досадную методологическую неточность можно расценить то, что он пытается получить «биографическое известие и человеческий образ» Белкина сквозь «густой колоритный образ помещика», в то время как задача носит прямо противоположный характер: через образ Белкина рассмотреть «мало прозрачный» образ его создателя – «плотного помещика».

Заслуживают внимания обстоятельства того, как рукописи Белкина попали к «издателю». По этому поводу в «издательском» предисловии содержится явная мистификация. «Издатель» пишет только, что взялся хлопотать об издании «Повестей», однако оказывается, что к тому времени, как рукописи попали к нему, он даже не был знаком ни с обстановкой в Горюхине, ни с наследниками покойного. Уже в процессе подготовки издания «… обратились было мы к Марье Алексеевне Трафилиной, ближайшей родственнице и наследнице Ивана Петровича Белкина», но оказалось, что «покойник вовсе не был ей знаком». И только уже через Трафилину «издатель» получил адрес «почтенного мужа», из письма которого стало ясно, что все остальные рукописи Белкина (за исключением «употребленных ключницею на всякие домашние потребы», то есть, уничтоженных) находятся в его, помещика, распоряжении. Включая и рукопись «Истории села Горюхина», которую, как можно понять, Пушкин уже позже должен был «получить» от этого помещика.

Таким образом: 1) «издатель» в Горюхине не был, лично рукописей оттуда не увозил; 2) единственная наследница покойного, вообще не знавшая его, эти рукописи направить «издателю» не могла, что видно из описания «издателем» ее реакции на запрос о биографических данных Белкина; 3) единственный человек из окружения Белкина, который заинтересовался рукописями и даже забрал их – «ненарадовский помещик». Отсюда вывод: рукописи «Повестей покойного» могли попасть к «издателю» только от одного человека – «ненарадовского помещика». Далее: «получив» эти рукописи, «издатель» еще не знал о существовании «почтенного мужа», он вступил с ним в сношения уже через Трафилину. Следовательно, «помещик» направил «издателю» рукопись «Повестей» анонимно, однако в ответе на запрос «издателя» в этом не признался – намекнув, правда, на наличие у него других рукописей Белкина, как бы предлагая свое участие в их публикации.

Интересные наблюдения в отношении рассказчика «Повестей Белкина» были сделаны Н. К. Геем. Разбирая фразу рассказчика из «Гробовщика»: «Из уважения к истине мы не можем следовать их примеру…», он отмечает: «Это – «автор вообще». Это не Пушкин, не Белкин, и, конечно, тем более не приказчик Б.В., означенный в качестве прото-рассказчика в повести. Если хотите, это «рассказывание» без рассказчика, повествование без повествователя, от лица условного носителя повествования»{88}. То, что рассказчиком является не Белкин и не Пушкин, – вывод правильный, тем более что Пушкин в принципе не может выступать в роли рассказчика в собственном художественном произведении. Однако повествования, даже чисто эпического и отстраненного, без рассказчика в принципе быть не может, поскольку он – носитель композиции произведения. Точно так же не может состояться без рассказчика и цикл произведений, поскольку связующая воедино композиция может быть реализована только через образ единого для всех произведений рассказчика. А что истинный рассказчик цикла прямо не обозначен в тексте повестей как персонаж – это вовсе не значит, что его нет. Более того, он уже успел проявить себя весьма красноречиво в «рассыпающемся» образе псевдорассказчика Белкина, и вопрос заключается в том, чтобы выявить причины этого: то ли это сатирическая задумка «автора» цикла, то ли просто элементарное неумение создать цельный образ рассказчика мениппеи.

На данном этапе необходимо внести уточнения в определение «рассказчиков», а это связано с уточнением структуры романа Пушкина. Фактически это – «многослойное» произведение, в котором в качестве рассказчика и основного объекта изображения выступает «ненарадовский помещик», анонимно создающий сатирический цикл повестей. В корпусе этого цикла повестей как творения помещика, а не Пушкина, рассказчиком является уже Белкин. Иначе говоря, Белкин как рассказчик является образом цикла, созданного не Пушкиным, а «помещиком». Поскольку в качестве рассказчика цикла у самого Пушкина выступает аноним-сатирик – «ненарадовский помещик», то все творение этого анонима, включая и образ Белкина, с точки зрения пушкинского цикла должно рассматриваться лишь как вставная новелла, роман-в-романе.

Здесь следует остановиться на одном немаловажном аспекте теоретического плана. Белкин, этот «вторичный» рассказчик, в свою очередь подключает в ряде случаев к ведению сказа своих персонажей (например, Сильвио и графа в «Выстреле»). С. Г. Бочаров относит таких персонажей тоже к категории рассказчиков, однако с этим вряд ли можно согласиться: теория литературы совершенно справедливо относит к повествованию весь текст произведения за исключением прямой речи персонажей. То изложение событий, которое Белкин вкладывает в уста своих персонажей, должно быть отнесено не к сказу, а к прямой речи персонажей, которую в данном случае следовало бы определить как монолог. Предельный случай такой подачи материала – драма, в которой содержание произведения передается только через монологи. Поэтому следует уточнить особенности понятия «рассказчик» как композиционного средства: во-первых, его сказ должен обязательно охватывать весь корпус произведения; во-вторых, в корпусе произведения может быть только один рассказчик; в чисто эпическом произведении он может быть не виден, это – образ автора, который складывается из всей системы образов произведения; но в любом случае это – всегда только один образ, поскольку присутствие нескольких рассказчиков разрушит стройность композиции и произведение не будет восприниматься как нечто цельное в художественном отношении. Что, кстати, имеем в качестве классического примера с теми же «Повестями Белкина»: