После очередного сеанса спецсвязи Александр Васильевич понял, что в Центре очень и очень заинтересовались Мохаммедом Салами. Видимо, сообщил он ребятам с Лубянки что-то гораздо более важное и интересное, чем успел рассказать во время того сбивчивого разговора в машинном отделении. Что конкретно – Куздрецов не знал, его об этом не проинформировали. Но если уж эти сведения были переданы в «лес» и там вызвали пристальное внимание, значит, они того стоили. Более того, из разряда сугубо оперативных эти материалы, судя по всему, перешли в разряд политических, причем самого высокого уровня. Ведь не зря же кто-то из высшего руководства разведки и контрразведки срочно отбыл в Тегеран для конфиденциальной встречи с руководством этой страны. И Мохаммед был в составе этой делегации. «А мы уже который день тайно болтаемся в море, изображаем из себя будто бы захваченное пиратами и угнанное в неизвестном направлении судно и… и тайно готовим ракетный удар по Ирану», – невесело резюмировал Куздрецов. Хотя и удивляться в общем-то было особенно нечему. Работа спецслужб всегда велась в условиях крайнего дефицита информации, это он усвоил еще с младых ногтей, будучи простым оперработником. Но в классике оперативной деятельности такое положение касалось сведений о противнике, а тут – свои что-то делают, и черт бы их знал, что именно…

Часы прошли или дни пролетели в праздном томлении посреди океана. Наконец поступила команда: следовать заданным курсом в Иран… Засуетились все, забегали – и моряки, и военные… И судно встряхнулось от томной лени. Океан носом пенить куда интересней, чем в глубоком дрейфе борта полоскать. Шли не таясь, открыто, но ни на какие запросы со стороны не отвечали.

На совещании, когда в кают-компании собралась руководящая тройка, капитан проинформировал, что в заданной точке они будут в три двадцать пять ночи. В это же время должен состояться и ракетный пуск.

– А потом – трындец? – Кораблин и Куздрецов вопросительно глянули на Путилова.

– Да не волнуйтесь! Бог не выдаст – свинья не съест… Сказано же в указивке: «Срочно покинуть судно… никакого сопротивления иранским военным или силам береговой обороны не оказывать». Вот и будем «срочно покидать» и «не оказывать никакого сопротивления…» – полковник явно старался уйти от щекотливой темы, но получалось это у него как-то кособоко, тупо и неуклюже.

«На кретина вроде не похож, – думал Александр Васильевич, слушая ракетчика. – ведь не может же не понимать всего идиотизма ситуации: шарахнуть по иранцам крылатыми ракетами, а потом оставить судно, на подручных средствах прийти к ним в порт: нате, берите нас тепленькими, это мы только что по вашей территории стреляли, и сопротивляться вам мы не будем, а посудину нашу мы в море бросили… На заклание, что ли, нас отдают?.. Нет, что-то тут не так. Наверняка Путилов кое-что знает, только нам не говорит… Секретничает…»

– Алексей Владимирович, а что за объект бомбить будете? – попробовал сыграть под китайского болванчика Куздрецов, пытаясь таким незатейливым побочным заходцем получить хоть какую-то информацию.

– Не могу знать. Мы ведь только координаты цели получим… – На том и расстались.

Ночью никто не спал. Уж каким образом – неизвестно, да только информация о том, что вот-вот должно произойти что-то важное и необычное, стала известна всем. Моряки, кто был задействован в ночной вахте, привычно выполняли свою работу, остальные рассосались было по сухогрузу, но военные сначала сами, а потом через Кораблина попросили ротозеев очистить палубу. Недовольно ворча: мол «на своем корыте мы, что ли, уже не хозяева», мореманы подчинились приказу.

Вечерняя хмарь уже съела горизонт, смешала океан со всем остальным миром, и скоро южная ночь укутала все вокруг непроглядной мглой; небо темное, глубокое, месяц и звезды в этой черноте утонули – не видать… Тихо. Наверно, в такие минуты свершались главные чудеса сказок «Тысячи и одной ночи» и самые страшные преступления…

Удивительное кино началось и на судне. Необычная, какая-то нервозная суетня ракетчиков еще задолго до начала стрельб обратила на себя внимание сначала дежурной вахты, а вскоре и всей судовой команды. Потом моряки получили распоряжение спустить на воду шлюпки и пиратские лодки с моторами, погрузить на них небольшой запас продовольствия, воды, свои личные вещи и вещи военных. Для чего это? Зачем? А что с сухогрузом и куда идти на шлюпках? Команда недоуменно переглядывалась, осторожно перешептывалась, косясь на кэпа, но беспрекословно выполняла все распоряжения.

К трем часам ночи деловая сосредоточенность ракетчиков достигла наивысшего предела, но, как ни пытались моряки понять, что происходит за створками контейнеров в лихорадочном блеске и мельтешении лучей светодиодных фонарей и тревожном дежурном освещении, ничего нельзя было разобрать. На судне тоже мрак, даже навигационные огни вырубили. Вся команда собралась в рулевой рубке, ракетчики рассредоточились по своим местам. Все замерло в ожидании, затаилось, притихло даже судно, но за пять минут до часа «Х» вдруг медленно поползли вверх крышки морских контейнеров, а вслед за ними из темного чрева стали подниматься толстые трубы – по четыре в связке из каждого контейнера. Когда в черноте ночи эти монстры грозно замерли в вертикальном положении, их плохоразличимые силуэты выглядели особенно устрашающими. Ровно в три двадцать пять, секунда в секунду, раздался страшный грохот, и одна из труб изрыгнула ракету. Мгновение, и яркий огненный всполох осветил ошарашенных моряков, державный рев ударил по ушам. Затем ракета устремилась к берегу, оставляя за собой неясный дымный след. Не успела огненная точка растаять в ночи, как в грохоте и дыме за ней устремилась вторая и с интервалом в несколько секунд третья, четвертая… Казалось, вся вселенная в страхе скукожилась, стала величиной с ладошку…

Заткнув уши и разинув рты, обалдевшие от такого зрелища моряки провожали взглядом яркие огненные точки, которые уходили к берегу, низко стелясь над океанской гладью и пропадая где-то вдалеке.