— Один — Слава, другой — Чагдар.

— Остальные?

— Не знаю. Не видела.

— Может, утонули?

— Вряд ли, — вздохнул Сергей Николаевич. — Такое не тонет.

— Это точно, — кивнула Марина Викторовна.

— Сутки у нас точно есть, — заметил Джамбул. — Достаточно, чтобы оторваться и запутать следы. Если повезёт, двое суток.

После обеда вышли в путь. Идти, несмотря на боль в ногах, было приятно. Всех ободрило то, что Нагибины попались в ловушку. Больше всех радовался Сергей Николаевич, сказал, что обязательно опишет это в статье. Жалел только, что нет ни видеокамеры, ни фотоаппарата. Сказав это, покосился на сына.

До полудня шли по руслу реки, а к вечеру стали подниматься на перевал, который тут был единственным доступным выходом из долины. Все понимали, что искать приметы будет сложно, но пока что не хотели это обсуждать. О том, чтобы повернуть назад в надежде вернуться на знакомую тропу и постепенно выйти к Шаснуру, никто не заговаривал.

На ночь остановились в лесистом распадке. Джамбулу удалось подстрелить дикого кабана. Грохот выстрела далеко разлетелся по долине, но сейчас этого можно было не бояться. Эхо разорвалось на множество глухих звуков, разнеслось по всем направлениям, перепуталось, искажённым вернулось назад и затихло где-то в вышине.

Наутро погода была туманной. Солнце поднялось маслянистое, крепкое. О недавнем ливне напоминали только разбухшая река и располневшие пошворы[30] в низине.

Экспедиция, теперь состоявшая из шести человек, выдвинулась к седловине[31] перевала и вскоре поднялась в низко висящее облако — светлое, лёгкое, совсем не похожее на туман в тарбаганьем городке.

Вперёд просматривались десять-пятнадцать метров. Остальное пространство было затянуто дымкой. Подъём в пустоту. Иногда сверху проглядывал уступ. Казалось, что он и есть желанная седловина, но забравшись на него, путники быстро понимали, что это лишь очередная гигантская ступень горной лестницы. До перевала было далеко.

Тихо. Ни ветра, ни живности. Всё меньше травы. Твёрдая земля и камни.

Когда подъём становился слишком крутым, Джамбул вёл экспедицию серпантином. Следом за проводником шли Артём и Сергей Николаевич. Марина Викторовна и Тюрин — последние. Сзади их подгоняла Солонго.

Юноша останавливался, всматривался вглубь тумана, будто там могли появиться всадники. Никого не видел.

Вышли из облака. Слева проглянула гора. Ярко светило солнце. Стало жарко. Артём снял куртку, но уже через несколько минут должен был вновь надеть её — почувствовал, как мёрзнет влажная спина.

Юношу оглушали собственные шаги. Разговаривать на подъёме было сложно. Приходилось всё важное говорить в конце фразы. Поначалу папа или Джамбул слышали сам факт того, что Артём говорит, останавливались, прислушивались и как раз узнавали всё, что он хотел сказать. Если юноша начинал фразу с главного, то приходилось повторять. Поднимаясь на перевал, он думал об этом, выводил для себя идеальную формулу разговора в таких условиях, и это отвлекало от усталости.

Поднялись на очередной уступ. Теперь река виднелась далеко внизу, тоненькая, спокойная. Не верилось, что она могла стать для кого-то непреодолимым препятствием. Острова вовсе не было видно, его давно загородили скалы. Вокруг клубился туман, однако он не мешал, сторонился путников. Подул холодный ветер, пришлось застегнуть молнию до самого подбородка.

Седловина лежала близко, но теперь путь был засыпан камнями. Шли по осыпи. Даже самый крепкий валун пошатывался под весом Артёма. Шагать было неудобно. Юноша боялся упасть.

Гора слева играла с ним в прятки. То скрывалась в тумане, то выглядывала.

Артём будто шёл по размолотой в крошку пемзе. Ноги проваливались в мелкую гальку. Он часто останавливался перевести дух. На зубах скрипел песок. Тут было пыльно. Ветер задувал в лицо.

Оглянувшись, Артём увидел, что родители и профессор остались далеко внизу. Они теперь сидели, отдыхали. Солонго стояла рядом с ними, не отходила ни на шаг. Артём не хотел их ждать. Зашагал вверх, вслед за монголом.

Приятно было чувствовать силу, выносливость собственного тела. «Весь мир принадлежит мне: от снежной вершины Эвереста до тёмных глубин Марианской впадины», — с улыбкой думал он. Счастливый, прикрывал глаза и видел земной шар, весь раскрашенный яркими цветами. На нём не было ни серых, ни чёрных пятен. Даже Сирия с Палестиной посветлели жёлтыми оттенками. «Ведь там тоже есть горы».

«Настоящее счастье — это когда твой мир тебе принадлежит», — подумал юноша и смутился, не зная, слышал ли эту фразу от дедушки или сформулировал её сам.

Наконец поднялись на седловину. Не меньше часа ждали отставших. Потом ещё полчаса отдыхали с ними.