— Да что ты возишься? — Слава толкнул Артёма в плечо.

Юноша улыбнулся в ответ. Мысли прекратились. Осталась только решимость. Сняв с шеи фотоаппарат, он промолвил:

— Лови.

Размахнувшись, со всей силы бросил камеру в прибрежный ёрник.

Слава оторопел. На мгновение схватил Артёма за плечо. Сжал его до боли, выругался.

— Ну ты дурак…

Хохотнув, бросился вперёд. План пришёл в действие. У Артёма было несколько минут. Найти камеру в зарослях карликовой берёзы ночью, без фонаря будет трудно.

Юноша бесшумно, сгорбившись, побежал к палатке. Малейшая оплошность могла всё погубить. Оставалось надеяться, что Сол сделает обещанное и поможет бежать остальным.

Артём вырвал колышки с той стороны, где лежала Марина Викторовна. Одним из колышков ткнул маму — сильнее, чем это требовалось. Мама чуть вскрикнула от неожиданности.

— Ты чего? — буркнул Чагдар и этим выдал своё точное положение.

От ёрника донёсся крик. Слава ещё не нашёл фотоаппарат, но сообразил, что тот был брошен неспроста, что его обманули. Понимал, что приметы важнее мальчишки, но всё же додумался разбудить остальных — закричал во весь голос. И, должно быть, вспомнил, что карту памяти юноша хранил отдельно.

Ни секунды промедления. Артём обежал вокруг палатки, вырвал дуги из креплений и всем весом обрушился на тент — в том месте, где слышал голос охотника. Хотел прыгнуть с ножом — ударить, проткнуть, вскрыть шею, вспороть, выпотрошить, — но не смог. Руки не послушались. Всё закрутилось, зашумело. Юноша не заметил, как отлетел в сторону — Чагдар почти мгновенно вскочил. Артём, не понимая, что делает, опять бросился на него. Охотник с яростным сопением махал руками, но этим лишь запутывал себя в ткани внутренней палатки. Марина Викторовна пальцами разорвала зашитую брешь в стенке и выбралась наружу.

Повторно закричал Слава, одновременно с ним завыл Чагдар. Грохнул выстрел. Юра, всё это время спавший у костра, вскочил на ноги. В палатке Фёдора Кузьмича загорелся свет. Это было последнее, что видел Артём в лагере. Схватив маму за руку, он помчался к воде.

Солонго просила бежать на свет луны, но в предгрозовой темноте не было видно даже звёзд. Артём и не думал об этом. Только бежал. Слышал, как колотится сердце, как горло рвётся от натужного дыхания. Боялся, что мама споткнётся и упадёт. Не знал, остановится ли, чтобы помочь ей. Ругал себя за эти сомнения. В голове разом проснулись все дремавшие мысли. Под шум побега и речной рокот они завопили на сотни глоток. Спорили, призывали убегать несмотря ни на что и помогать родителям издалека, как это делала Сол. «Только бы самому оказаться в безопасности». Ругались, крича о предательстве, о слабоволии. Требовали остановиться и ножом встретить преследователей. Смутным эхом проносились голос дедушки, папины насмешки, ругань Юры. Наконец Артём споткнулся о корень, всем весом рухнул на землю, обжёг лицо ударом о землю. Мама дёрнула его за руку, помогла встать. После этого падения гомон мыслей смолк. Не осталось ничего. Только бег в надежде спастись.

От лагеря донёсся выстрел. Чей-то выкровавленный крик. Ещё один выстрел. Не было времени оглядываться.

Выскочив из кустов, Артём с мамой чуть не влетели в пойменный зыбун[24]. Увязнув по колено в сплавине[25], заторопились назад. Испугались, что не найдут обход, но увидели галечную косу — побежали по ней.

Река была близко. Изрезанная гривами валунов, она грохотала безудержным напором.

Артём уже не понимал, гремят ли позади выстрелы или это в русле перекатываются камни. В какой-то момент ему показалось, что выстрел прозвучал за спиной. Он подумал, что стреляют в него, и повалился ничком. Утянул за собой маму. Марина Викторовна, упав на колени, тут же поднялась.

— Бежим! — она вновь помогла сыну встать.

Артём ждал чего угодно. Мама могла в отчаянии сесть на землю, закрыть лицо руками, плакать и причитать, что никуда не пойдёт, в последний момент повернуть к лагерю, сдаться Нагибиным. Но этот твёрдый, настойчивый голос был для него неожиданностью.

— Бежим! — юноша постарался ответить так же решительно.

Вошли в реку. Вода текла по щиколотку. Обрадовались, что легко нашли брод. Искать его в предрассветных сумерках было бы трудно. Осторожно зашагали вперёд.

Где-то в стороне, возле берега, но значительно выше по течению, грохнули выстрелы. Теперь не было никаких сомнений — там стреляли.

Испугавшись, Артём заторопился дальше. Поскальзывался на гладких камнях, падал на колени, вставал, шёл опять. Шум реки поглотил все остальные звуки. Кажется, мама что-то говорила, но Артём её не слышал. Только чувствовал её руку в своей руке. Провалился по колено в воду, но устоял. Им повезло выйти на лещадь[26], прибрежную галечную отмель, а теперь предстояло идти наперерез течению по настоящему броду.

Переход через реку тянулся бесконечно. Артём удивлялся, как их не снесло стремниной. Почувствовав, что валуны опять сменились галькой, оживился.