легко переломать ноги, поэтому путники спешились. Джамбул и следопыт Очир шли впереди — прокладывали обходные тропы. Следом с ружьём в руках шёл Юра.

Здесь, среди бурелома, пришлось заночевать. Артём так и не успел переговорить ни с мамой, ни с папой. Поблизости всегда был кто-то из Нагибиных или охотников. Юноша опасался, что Солонго опять попробует прийти к нему в палатку — тогда её точно поймают, — но потом догадался, что свет от светильника её спугнёт, и уснул без тревог.

До места, о котором говорил Джамбул, экспедиция добралась только к вечеру второго дня. Монгол остановился на берегу шумной реки.

— Ты говоришь, что сидел тут две недели, — прищурился Юра. — Где же кострище?

— Смыло дождями.

— Ну-ну, — усмехнулся Слава.

Сергею Николаевичу не нравилось, что сын по-прежнему общается с Фёдором Кузьмичом — так, словно ничего не произошло. Ещё меньше ему нравилась беспечность Тюрина, уплетавшего на ужин гречку с мясом подстреленной охотниками кабарги. Однако он понимал, что в данной ситуации никак не может повлиять ни на сына, ни на Тюрина.

С берега реки открывался вид на гору с тремя вершинами — точно так, как это было нарисовано Дёминым. Теперь высокая вершина в самом деле стояла посередине и чуть ближе двух низких.

— Кажется, я начинаю догадываться, в чём тут дело, — вздохнул Сергей Николаевич.

Его злило то, что он не может фотографировать. Для статьи нужно было снять, как выглядят все приметы в жизни. Это хорошо бы смотрелось в публикации — рассказать о точности рисунков Дёмина, о том, как за полтора века изменился здешний ландшафт. Но по договорённости с Фёдором Кузьмичом фотоаппарат мог находиться только у Артёма.

Сергей Николаевич успокаивал себя тем, что Нагибины сделали его будущую статью ещё более интересной — убийство и угрозы, конечно, должны были привлечь внимание читателей. «Золото, омытое кровью», — шептал Сергей Николаевич и сожалел, что не взял в путь маленькой видеокамеры, на которую можно было бы заснять все преступления Фёдора Кузьмича, его сыновей и трёх охотников, которые, как оказалось, были племянниками Бэлигмы, жены егеря.

— Хороша семейка, — усмехнулась Марина Викторовна.

Вчера она зарисовала третью примету. На рисунке среди гольцов торчала скала, заросшая не то кедровым стлаником, не то густым разнотравьем. От скалы в сторону вёл хребет, усеянный каменистыми россыпями. Ничего похожего поблизости не было.

— Ну как, догадался, в чём тут дело? — Фёдор Кузьмич показал Артёму первые два рисунка.

Сергей Николаевич поморщился, но смолчал. Отойдя на шаг в сторону, слушал разговор сына с егерем. Марина Викторовна, видя недовольство мужа, взяла его за руку.

— Так надо, — прошептала она.

Сергей Николаевич раздражённо дёрнул плечами. Понимал, что, вмешавшись, навредит Артёму.

— Смотри, — Фёдор Кузьмич поднял второй рисунок, позволяя юноше сличить его с настоящими вершинами гор. — Похоже?

— Да, — кивнул Артём.

— Думаешь, отсюда нарисовано?

— Наверное.

— Как и первый рисунок, правда?

— Да.

— А теперь скажи мне, в чём тут загвоздка.

Артём помедлил. Не торопился высказывать догадку. Боялся ошибиться. Не хотел разочаровать егеря. Тот, конечно, повёл себя подло, но по-своему был прав — ведь и дедушка, и родители его обманули. Пожалуй, если б не жестокие сыновья, Фёдор Кузьмич сумел бы договориться с папой без выстрелов и ругательств. Да и неизвестно, что бы случилось с Переваловыми и Тюриным, если б егерь не уговорил Юру согласиться на условия Артёма. «Пожалуй, мы бы сейчас все лежали с Ринчимой», — подумал юноша, чувствуя, что по-своему благодарен старику.

— Ну так что?

— Рисунки не указывают, куда нужно идти… — начал Артём. — Они показывают, что мы уже пришли на правильное место.

— Вот как? — Егеря будто удивили такие слова.

— Это объясняет, почему первая примета вела назад. На самом деле это была подсказка — о том, как читать остальные приметы. Нужно искать не то, что изображено на рисунке, а место, откуда открывается именно такой вид.

— Молодец! — Фёдор Кузьмич, тихо рассмеявшись, похлопал Артёма по плечу. — Умный мальчик. Если б Юрка в твои годы был таким сообразительным, поступил бы в университет, правда?

Юноша, не зная, что сказать, повёл плечами.