уйдёт всё, чем мы дорожили. У меня останутся только слова. Их я готов продать, как раньше продавал золотые камни. Для нас слова ничего не стоят, но в вашем мире они ценятся больше всего.

— Что же тут останется?

— Когда я приведу сюда людей, не будет ни Олохоя, ни Урух-Далх, ни Священной горы Ыдык-Таг. Будут просто горы. Будут покинутые пещеры и следы ушедших Чёрных медведей. Пещеры будут пусты, но ваши люди удовлетворятся. Они не станут искать путь Домой. Мать их всё равно не пустила бы.

— И много тут урухов? — спросил Артём.

— Много.

— Где же они прячутся?

— Мы не прячемся. Мы живём.

— Я не видел ни хижин, ни землянок…

— Долина священна, урухи тут не селятся. Мы живём в пещерах. В глубоких больших пещерах. В долине говорим с Матерью. А в лесах вокруг Ыдык- Таг даже не смеем прикоснуться к земле. Там урухи поднимаются на деревья. И лишь тот, кто умирает, опускается в Священную рощу, чтобы почувствовать дыхание предков.

— Невероятно… — прошептал Тюрин и принялся рыскать по карманам жилетки, надеясь найти блокнот и скорее записать всё, что услышал. Но ни блокнота, ни ручки у него не было.

— Урух-Далх унесут последнюю тайну Древней земли. Но люди не опечалятся. Они давно забыли о ней. Наш мир начнёт последнюю жизнь. А Мать в великом одиночестве будет вспоминать, каким он был прежде.

— Это что, конец света? — улыбнулся Сергей Николаевич.

— Мир не изменится, — тихо ответил Толжанай. — Но люди останутся одни. Мать вспомнит о том, кто она. Третьего пробуждения не будет. Эта эпоха закончится.

— Ничего не понимаю… — мотнул головой Сергей Николаевич.

Тюрин презрительно посмотрел на своего друга. Артём подумал, что профессор и сам ничего не понимает, но ему, как сказал Толжанай, достаточно слов. Он получил свою историю, а то, что это — шелуха от давно созревшего и ему недоступного плода, Тюрина не волновало.

Урух неожиданно повернулся к юноше. Долго и настойчиво смотрел на него через узкие прорези глазниц. Наконец промолвил:

— Пора идти.

— Они ушли? — Сергей Николаевич высунулся из-за камня, посмотрел в сторону пещеры.

— Нет.

— То есть как?

— Они остались на месте, — спокойно ответил Толжанай. — Но больше нельзя ждать. Мы теряем время. Предстоит большой путь. Саян-мерген не спит. Он ещё не знает о том, что Исход близок, и сделает всё, чтобы вас остановить.

— И ты нам поможешь?

— Помогу.

Марина Викторовна приблизилась к уруху. Положила ему руку на плечо:

— Простите нас.

— Марин, ты чего? — удивился Сергей Николаевич.

— Вы не виноваты, — мягко ответил Толжанай. — Так должно было случиться. Если б не вы, были бы другие.

— Марин…

— Молчи, Серёжа. Ради своей статьи ты продал нас всех. И меня, и моего отца. И это племя. — Марина Викторовна сказал это спокойно, без укора.

Сергей Николаевич хотел вновь ответить, что их экспедиция не состоялась бы, если бы он не передал документы редактору, что ни о какой преждевременной публикации они не договаривались, но вспомнил, что Аркадий Иванович грозился написать про безумного Корчагина, про его семейные ссоры, про Марину, и сдержался. Первым делом нужно было посмотреть, что именно написано в статье, а потом искать оправдания.

— Постойте, — Артём поднял руку. — А дедушка? Вы знаете, что случилось с моим дедушкой? Это он привёл нас сюда. Он был здесь.

— Нужно идти. Время, — только и ответил Толжанай.

Урух короткими перебежками направился вперёд, к скальному подъёму, над которым виднелась пещера. Беглецы последовали за ним.

Нужно было петлять, огибая каменные завалы и заросли ольховника. Сухие глыбы рассыпа́лись под ногами, их осколки летели вниз, к оврагам.

Беглецы шли по узкому хребту, словно по мостику, переброшенному через заросли стланика. Неподалёку виднелись порушенные останцы, они были