– Что ты хочешь этим сказать, князь? – немного напрягся воин.
– Лишь то, что ты должен определиться, глава рода Степного Тура. Оставлять род на своего младшего брата и дальше изображать из себя обычного воина или все же решиться и взвалить на себя этот груз?
– Откуда? – ошеломленно спросил Саттар, но тут же одернул себя, снова прижал к груди правый кулак и склонил голову. – Прости, вождь. Меня никто не послушал, когда я говорил, что в степи для нас нет жизни. Много хоть их? – кивнул он на восход.
– Много, – князь подошел и положил ему на плечо руку. – Как думаешь, легко мне сейчас? – и не дожидаясь ответа, продолжил: – Но у меня есть вы, может, только поэтому я еще держусь. Поверь, мне было бы легче уйти с волками и «мышками» в леса. Мы бы не пропали. От них-то я уж точно никуда не денусь. Но не могу, – и грустно улыбнулся. – Слишком много разумных мне доверилось.
– Не надо слов, вождь, – твердо посмотрел ему в глаза Саттар. Иногда взгляд может сказать много больше, чем самая красочная речь. Вот и сейчас Призрак понял – этот точно не предаст. Глядя друг другу в глаза, воины поняли, что связаны теперь невидимым, но очень прочным канатом, который разрубить сможет только смерть одного из них.
– Когда-нибудь ты расскажешь мне все, Саттар, – уголками губ улыбнулся князь.
– Обязательно, ваша светлость, – склонился в уважительном, но не унизительном поклоне воин восточных степей. Какими бы варварами ни называли их остальные разумные Тивалены, урукхаи знали, когда можно прикинуться неотесанным рубакой или как сейчас, когда вокруг полно народа, который хочет стать подданными князя Сайшат, показать, что этикет, пусть и в их понимании, но им тоже ведом.
Табор, как обозвал Атей скопище разумных, что медленно приближались к Оплоту, был действительно очень большим. Когда расстояние стало сокращаться, князь понял, что в предварительных расчетах они с Тахере ошиблись, и ошиблись очень сильно. Впереди, перемешивая не успевшую замерзнуть землю, выпуская из широких ноздрей в морозный воздух целые облака пара, шли верховые туры. Мощная грудь животных была закрыта пейтралем[7], представляющим собой широкий кожаный фартук с нашитой на него внахлест крупной металлической чешуей. Концы длинных, загнутых чуть вперед рогов венчали острые кованые наконечники. Через нос быков были пропущены поводья, с помощью которых ими управляли воины-наездники, чем-то похожие на своих верховых животных. Такие же мощные и несгибаемые, с длинными копьями у седел, жала которых сейчас устремлялись в небо, и тяжелыми урукхайскими саблями на поясах, что позволяли им располовинивать своих врагов, даже если на них был добротный доспех.
За идущими небольшим клином верховыми турами двигалась основная масса обоза. Все те же быки тянули монументального вида повозки, колеса которых иногда превышали рост самих воинов. Рядом с колесами шли мужчины и периодически на ходу счищали с них налипающую грязь. Некоторые фургоны по своим размерам вообще были похожи на небольшие дома, и тащили их сразу несколько животных. Были и лошади, но совсем мало.
Когда до князя, что стоял с ближниками перед рвом у Сухих ворот, осталось шагов пятьсот, клин, что шел в авангарде этого табора, остановился и от его головы отделился всадник. Быстро сократив разделяющее их расстояние, наездник в паре десятков шагов от встречающих остановил быка, спешился, похлопал его по шее, словно прощаясь, сдвинул брови и решительно направился в сторону Атея, которого быстро опознал среди остальных.
– Я Саппех Ковыль, – кивнул он. – Князь, разреши поговорить со своим братом.
Призрак кивнул и, было, решил отойти на несколько шагов, когда Саттар заговорил:
– У меня нет секретов от своего князя, Саппех Ковыль. Говори.
Брат Тура еще раз посмотрел на Атея, кивнул каким-то своим мыслям, медленно вытащил из ножен саблю и, опустившись на колено перед Саттаром, протянул ему двумя руками свое оружие, опустив при этом голову.
– Прости, брат, что не поверил тебе, – он на миг замолчал, но, тряхнув головой, все же закончил. – За моей спиной все, что осталось от рода Степного Тура. Я вверяю свою жизнь и честь в твои руки.
Саттар молча смотрел на преклоненного воина. Играя желваками на медных скулах и пристально вглядываясь в фигуру своего младшего брата, бывший глава рода словно пытался испепелить его, хотя никаких магических способностей он не имел и в помине.
– Сколько урукхаев осталось в роду? – наконец мрачно спросил он, по-прежнему не прикасаясь к протянутой сабле.
– Почти шесть сотен, вождь, – ответил Саппех, не поднимая головы. – Вместе с женщинами, детьми и стариками. Но последних совсем немного. Большая их часть осталась отсекать преследовавших нас воинов рода Кровавого Копья.
Ладонь Тура легла на рукоять висевшей на поясе сабли и до белизны в костяшках стиснула ее. Глаза опасно сощурились, а губы скривились в хищном оскале, больше подходящем тем же вайронам. Он уже медленно потянул из ножен клинок, когда решился посмотреть на князя. Призрак не сказал ему ни слова, но урукхай все равно его понял. Саттар, конечно, может сейчас поступить так, как считает нужным, и Атей ему слова не скажет. НО. Их и так немного, а впереди не беззаботные дни, и скоро каждый воин будет ценнее, чем все золото этого мира.
Тур отпустил рукоять, взял клинок брата и сказал:
– Встань, Саппех Ковыль.
Воин медленно поднялся и посмотрел в глаза главы рода.
– Ушедшего не вернешь, – продолжил тот. – Как бы этого не хотелось иногда. И мне не за что тебя прощать. Я понимаю, что тобой двигало: сохранить