Правильно — пожрать!
Саморазогревающиеся пакеты, фляжка с водой и все. Всего делов — то, потянуть и повернуть, получив на выходе горячее блюдо.
На первое у меня был бигос, на второе — котлета, отчего-то, названная «по-киевски» и два сладких пирожка.
Сыто икнув, смял упаковку и убрал ее в баул — мусорить на природе не приучен. А на островах, за такое поведение, можно было и зубов лишиться!
После сытного обеда, навалилась дремота, и плавное течение мыслей перешло в другую плоскость.
От меня, офицера, ко мне — мальчишке.
Вроде и вспомнить, много чего, можно…
А присмотришься — и вспоминать — то нечего.
Побег мой, из дома, был скучен и прост — отправился в школу, а оказался на островах.
Директриса, взявшая за моду дергать учеников на всяческие олимпиады и прочие шоу, выдрессировала учителей настолько, что моё заявление, что Катерина Максимовна направила меня на олимпиаду, даже никто не проверил!
Вот и нарисовалось у меня пара часиков, которые и были моей форой.
Как выяснилось, форой у меня было не пара часиков — весь день!
Директриса, со своего поста слетела серебристой рыбкой — постарался дед.
В отместку, по словам Ольги, нашу семейку песочили все психологи, до которых дотянулись руки отдела образования.
«Собачья свалка», вышла знатная!
Искали даже на дне реки, будто я мог пойти и утопиться!
Блин, они бы еще меня на школьном чердаке, поискали — вдруг я повесился!
Правда, переодевался я, действительно, на чердаке и аккуратно повесил форму на плечики, сказывалось вбитое родителями, воспитание.
Ничего, острова быстро превратили меня в шалопая и выдергу!
Сунувшая свой нос в мой шалаш, кошка, с мявом вылетела и шмякнулась в заросли ежевики — не надо меня пугать! Я ведь, от страха и пукнуть могу!
Судя по кисточкам и бакенбардам, обидел я рысь…
С одной стороны, стало очень стыдно… А с другой — нефиг лезть, когда человек тащится!
Шорох приближающегося флаера, словно волшебный сигнал, прогнал всю мою замечательную сонливость.
Петр Ильич, уже избавившийся от своего комбеза и восседающий за рулем в обычном камуфляже, потерял толику импозантности, зато приобрел — значимость. На плечах его, выделялись погоны полковника и петлицы 4-го, отдельного, полка горных егерей «Росомаха».
«Эти» слов на ветер не бросают…
Забросив баул в кузов и устроившись рядом, приготовился к долгой поездке.
— Слышь, майор… — Полковник Вагнер вывел флаер на дорогу и замер, обдумывая что-то свое. — Если я, тебя, высажу на окраине… Нормально, будет?
— При допросе, один ляд все всплывет… — Скривился я, понимая, что ждет меня ментосканер и многочасовая беседа. А то и многодневная. — Сам понимаешь…
— Не верить никому… — Полковник зло ощерился. — Вот не люблю я вашего брата! Гады, вы…
— А варианты — есть? — Примирительно вздохнул я. — Если есть — озвучь! Я рад буду! Тут и так — война. Союзники — обижаются, что мы им не помогаем, а если и помогаем, то не так. И истребители у нас дороги и поставки — путанные. И слова своего, федерация не держит. Что-то я забыл? А, да! Секретами не делимся! Все одно к одному! Легко не любить разведку — контрразведку… Только гавно, подбирать кому-то надо!
Вместо примирения, получилось оправдание.
Полковник, хлопнул меня по плечу.
— Вы не одни, кто хлев выгребает, разведка. А, по обидам союзников… — Ильич почесал сломанное ухо. — Есть им на что обижаться. Поверь, есть. Сам, не раз натыкался… Вот, например, ты знаешь, сколько стоит истребитель «Игла»?
— Два миллиона, триста восемь тысяч. — Мгновенно ответил я.
— Дудки! — Рассмеялся Вагнер. — Это для Нас — два ляма. А, для союзных — три восемьсот. А к нему — еще и ракетки, надо прикупить. Да мастеровых, обучить, да пилотов — натаскать! А еще — запчасти! Вот и воют, союзники. Пойми, майор… Святых нет. А война — самая лучшая кормушка. Не удивлюсь, что она до сих пор длится, только из-за своей выгодности.
Я пожал плечами. Прадед, очень часто говорил: «Ищи кому выгодно!»
А он — далеко не дурак!
Полковник, принимая мое молчание, за повод продолжить беседу, сперва сбросил скорость, а чуть погодя и вовсе, съехал на заросшую кустарником
