егерь вызывал у меня теплую симпатию. И пусть, я совершенно не понимаю женщин, не разбираюсь в лошадях и ничего не понимаю в собаках, но… Что-то мелькнуло у егеря в глазах.
— И, как на долго? Ребят, пристроить? — Петр Ильич, еще не зная ответа, уже приготовился что-то решать.
— Навсегда. — Отрубил я. — Даже чтобы я не знал — где они.
Федор и Летиция уставились на меня, как на врага номер один.
— Даже так… — Егерь усмехнулся. — Чудны дела твои, контрразведка.
— Лучше даже не знать, насколько — чудны… — Я почесал ухо. — Вам не знать, да и мне — забыть. А Вам, парочке — язык за зубы и молчок!
Оба засопели, сердито.
— Устроишь, Петр Ильич?
— Дьявол с тобой, устрою. — Махнул егерь рукой. — Есть варианты. Только годик — другой, пусть в заповеднике поживут. А там я их выведу.
— Вот и здорово! — Обрадовался я. — Спасибо, Петр Ильич. С меня причитается… Когда-нибудь…
— Не части. — Остановил меня мужчина. — Сперва, так сделаем… Этих, двоих, я к себе определю. Потом за тобой вернусь. Сядь в сторонке и не отсвечивай — спутник ходит раз в сутки, но… Чем дальше, тем свободнее. За час — обернусь. Потом увезу тебя, в Белокуриху, сдам в комендатуру. А там — сам выкручивайся.
— Выкручусь. — Я решительно почесал нос и замер. — Ильич, дай-ка мазь твою, чудодейственную…
«Дорниак», нанесенный на тыльную сторону ладони, махом вскипел и оставил после себя жуткие волдыри. И непередаваемую боль.
Клацая зубами, поливая руку из фляжки, вспомнил чудо-девочку Троле.
Она, таки, что-то сделала идеально.
Только иммунную систему — ушатала начисто!
И теперь, мало того, что у меня на что-то аллергия, так еще и с медициной будут проблемы!
От таблетки, предложенной егерем, я мужественно отказался — хрен его теперь знает, куда меня отправит тривиальный «анальгин»…
Флаер Вагнера, оказался припрятан почти в километре от дороги, под навесом из склоненных в шалаш, елей.
Очень даже здорово — сверху не увидеть, пока двигатель холодный.
Пока шли, волдыри полопались, и стало еще хуже — руку дергало и крутило.
Добравшись до флаера, Ильич достал из аптечки еще одну редкость — баллончик с псевдокожей и довольно хмыкнул, видя мои округлившиеся, глаза.
— У меня снабжение — лучше, чем на фронте! — Подмигнул он мне, заливая ожог белой пеной. — Все хотят свежатинки. А тут…
— Ох и выжига! — Расхохотался я. — Ох и пройдоха, ты, Петр Ильич!
— Алтайские, мы! — Гордо приосанился егерь, но не выдержал и расхохотался следом. — Не суди, хлопче. Жизнь здесь, не проще чем у Вас, там. И туристы у нас… Не простые… То из союзных, припрутся… То — вояки… Вот и экипировку, подкидывают. А остальное — вертимся. Привычные.
— Ильич… — Внезапно вступила в разговор Летиция. — А вояки, лет семь назад… Никаких, «побегушек», не устраивали?
Я, малость струхнул — уж слишком в лоб, задала вопрос девчонка.
— Семь? — Петр Ильич впялился сперва в лицо девушки, затем перевел взгляд в небеса. — Меньше знаешь — крепче спишь. Больше знаешь — «спи спокойно, Дорогой Товарищ»!
«Значит, бегали…»
Прощанье с моими спутниками по «Вишенке» — «Карталлеру», получилось быстрым — я пожал руку Федору, оставляя в его ладони маленький листочек с координатами моего прадеда и просьбой сообщить, как они устроятся.
Летиция меня обняла и расцеловала, уже сидя в кабине флаера.
Двери захлопнулись, машина приподнялась на метр от земли и скрылась из глаз, растворившись в еще пока, не по-осеннему, сочной и яркой, зелени.
Нахально забравшись в шалаш, сунул под голову баул и завалился отдыхать.
«… — У тебя, просто феноменальная способность притягивать к себе, хороших людей! — Капитан Матвеев, сидел напротив меня и стучал ручкой по столешнице. — Только, если хорошие люди вокруг тебя, то тогда, вокруг остальных…
Идея была понятна и продолжения не требовалось.
— Свободен, лейтенант. — Скомандовал Матвеев, отбрасывая ручку. — Через месяц, буду ходатайствовать, чтобы «звездочки» вернули. А пока — не обессудь, сам виноват!..»
А через девять дней мы получили сигнал из системы «Рашпиля»…
Шорохи леса, чистый воздух, тянущая боль в обожженной руке, плотный полог еловых ветвей над головой, баул, удобно смявшийся по форме головы — чего еще надо?