Поездка по Европе летом 55-го принесла Хайнлайну массу впечатлений и одновременно подкрепила его мрачные мальтузианские прогнозы. В мире было неспокойно. Людей на планете было много, а доброй еды мало (традиционная английская кухня всегда казалась Бобу скудной и некачественной). Что касается Рихарда Вагнера, то выслушать весь цикл из четырех опер на немецком языке, даже под пиво, несомненно, было для писателя нелегким испытанием. Во всяком случае, название города Байройт Хайнлайн запомнил накрепко и назначил его местом (в одной из своих вселенных), где человечество положило конец космической экспансии. Хайнлайны посетили Италию, Швецию, Германию, Грецию, Турцию, Югославию и т. д., и лингвистические барьеры не могли не отложиться в памяти писателя. Его вновь заинтересовала лингвистическая тема, но на этот раз не в плане какого-нибудь продвинутого и форсированного «спидтока», языка суперменов из «Бездны», мысли его были о более приземленном, о едином языке межнационального общения. Французская Ривьера поразила Боба обилием загорелой женской плоти – Европа уже открыла для себя бикини, тогда как Америка все еще скрывалась в комбинациях начала века. Джинни немедленно купила себе комплект тряпочек и бретелек, и это было одно из первых бикини, появившихся в США (там его перемерили все знакомые дамы Джинни и Боба. Все-таки Америка тех лет – довольно провинциальное место). Дисбаланс, культурный шок, свидетелем которого стал писатель, тоже отложились в копилку тем и сюжетов.

Одной из целей визита в Сведенборг (Швеция) была попытка взять на усыновление ребенка. По американским законам Роберт Хайнлайн был слишком стар, чтобы получить на это разрешение (в 1955-м ему стукнуло сорок восемь), единственной возможностью было усыновление по законам другого государства. Но в конце концов Боб и Джинни отказались от этого шага. Наверняка это было взвешенное, но вряд ли радостное решение. Все-таки мысленным идеалом Хайнлайна была многодетная семья – хотя бы такая, в которой родился он сам. И мы видим эти многолюдные семьи в его романах, в экстремуме они подменяют собой (или подминают собой) весь наличный социум – как семья Лазаруса Лонга, например («Дети Мафусаила», «Достаточно времени для любви, или Жизни Лазаруса Лонга» и др.).

Когда встал вопрос о сюжете нового романа для «Scribner’s», Джинни вновь предложила написать о близнецах (предыдущий заход в тему был с «Беспокойными Стоунами», но близнецы Кастор и Поллукс вышли практически идентичными, и с литературной точки зрения от них только двоилось в глазах). Эта тема постоянно будоражила воображение Вирджинии, ей нравились дети, ей нравились близнецы; в конце концов, она сама бы хотела иметь сестру-близнеца. Хайнлайн согласился (видимо, с идеями у него было совсем туго), но тема близнецов оставалась в подвешенном состоянии, пока ее естественным лингвистическим образом не притянул к себе «парадокс близнецов». Ну, вы, наверное, знаете – «один улетел на ракете, второй прозябал на планете, вот первый вернулся домой – а братец совсем седой…» Уравнения преобразования времени Лоренца и формула Эйнштейна составили научный костяк нового романа «The Star Clock» («Звездные часы»). Другой вариант названия звучал как «Dr. Einstein’s Clock» («Часы доктора Эйнштейна»).

Основной темой, щекочущей воображение, должно было стать постепенное культурное расхождение (бикини) между обитателями звездного корабля и их соплеменниками, оставшимися на Земле. Постепенно начал вырисовываться сюжет и персонажи… Но «Часы доктора Эйнштейна» внезапно остановились. Хайнлайн переключился на тему телепатии, и тема культурного дрейфа (бикини) отошла на дальний задний план.