Единственный бонус, которым Хайнлайн наделил своего героя, – эйдетическая память, а поскольку все время находить рояли в кустах писателю претило, весь сюжет по необходимости взгромоздился на эту жердочку. Выдерни ее – и история развалится. Возможно ли было построить логически достоверный сюжет без сверхспособностей? Глядя на вещи трезво, можно предположить, что без них новоявленный Гекльберри Финн через пару дней после побега оказался бы в приемнике-распределителе, а затем вернулся в семью – к побоям и дальнейшей незавидной судьбе… Это было закономерно и неизбежно. Но позвольте, а как же, например, «дельфиний мальчик» Мик? Артур Кларк весьма просто выдернул своего героя из семьи, забросил на Остров Дельфинов, да там и оставил, до финального подвига-приключения (в свое время Хайнлайн забросил идею морского ранчо и китовых пастухов, о которых собирался написать для «Scribner’s». Похоже, эту книгу вместо него написал Артур Кларк). Выходит, и так можно? Значит, фокус с абсолютной памятью не был так уж необходим? Ну хорошо. Видимо, так и есть, но клюнул бы юный читатель Хайнлайна на обычного мальчика из толпы? А вот это вряд ли. Детям нужны супергаджеты, суперспособности или, на худой конец, суперродители. А иначе они не играют. Хайнлайн выбрал суперспособности, причем самые незначительные и очень приземленные. Но зато такие, о которых мечтает каждый школьник, тоскливо проводящий время над учебниками. Хайнлайн еще раз использует эту наживку позднее, в «Гражданине Галактики», – но уже с явной отсылкой к методикам и тренировкам развития памяти.

Если мы внимательно проанализируем текст, то окажется, что способность хранить в голове таблицы Брадиса лишь отчасти способствовала превращению нищего мальчишки-фермера в капитана межзвездного лайнера. На самом деле всем изменениям своего социального статуса, вплоть до назначения капитаном, Макс был обязан исключительно своим личным качествам. Именно то, что в ключевые моменты жизни на корабле он делал правильный и честный выбор, сыграло свою роль.

События романа разворачиваются на довольно мрачном дистопическом фоне Земли, погруженной в очередной виток социального регресса. Это не тоталитарное государство, как в «Между планетами», это кастовое общество, где люди разделены непрошибаемыми барьерами профессиональных наследственных гильдий. В замкнутом пространстве космического корабля профессиональные барьеры отчетливо приобретают формы социальных барьеров, и прорыв героя через границы гильдий – с нижних палуб на верхние – это, по сути дела, социальный лифт, который становится возможен благодаря чудесному стечению обстоятельств и высоким моральным качествам флотских офицеров (ну разумеется!), способных на незашоренный взгляд на вещи. Хайнлайн, который ранее сам не раз повторял, что есть три способа решать проблемы: правильный, неправильный и флотский, вновь выводит в своей книге идеализированный образ флота, где могут прогнить отдельные веточки, но организм в целом – никогда.

В этом восхождении героя – главная мысль романа. Очищенная от субъективных особенностей, она звучит точно так же, как впервые прозвучала в 1939 году, в первом романе писателя, «Нам, живущим».

«Экономические системы – ничто, кодексы обычаев – ничто, если они не помогают человеку следовать за своим сердцем в поисках самореализации, искать смысл вещей, создавать красоту, находить любовь».

Макс отбросил и преодолел все многочисленные «ничто» и добился того, что считал целью своей жизни, – он стал звездным человеком и, как герои «Беспокойных Стоунов», отправился раздвигать границы человеческого космоса.

В космической экспансии, помимо источника высоких моральных стандартов, Хайнлайн видел решение мальтузианских проблем и единственный шанс на выживание человечества. В этом он был довольно жестким бескомпромиссным дарвинистом. «Трусы останутся дома, слабаки погибнут по дороге». Да и тем, кто окажется на пути человечества, придется несладко.

Вот любопытный факт, на который обратил внимание Алекс Паншин: в «Астронавте Джонсе» Хайнлайн вновь декларирует одну из своих радикальных максим, которая звучит примерно так: «Человек – самая жестокая, самая живучая тварь обитаемой Вселенной». Эта мысль высказывается в романе мимоходом; собственно, в ней вообще не было сюжетной необходимости, но автор счел нужным ее привести. Впервые эта максима была высказана главным героем в «Кукловодах» как эмоциональная угроза суперагента, противостоящего инопланетным захватчикам. Затем она войдет в качестве краеугольного камня в школьный курс выживания в романе «Туннель в небе». В «Астронавте Джонсе» она звучит как фоновая реплика в рассуждении о вьючных животных – они должны либо сдохнуть, либо подчиниться человеку. Латентный расизм Хайнлайна заслуживает отдельной статьи, поэтому здесь я просто брошу этот камень в пруд с крокодилами и поспешу дальше.

И еще пара слов о композиции. Роман закольцован, его первая и последние главы построены на общей локации, и от этого сдвиг во времени между первой и последней главой ощущается особенно сильно. Тому, кто не заметил взросления героя, последняя глава не оставляет шанса пропустить этот факт. Подобный прием Хайнлайн еще раз использует в «Туннеле в небо».

2 февраля 1953 года Хайнлайн написал первую строчку, 28 февраля – последнюю. Ни набросков, ни черновиков – это начало входить у него в привычку. Потом последовала обычная рутина по исправлению ошибок, сокращениям и тому подобное. В марте рукопись отправилась на рассмотрение в издательство. Она прошла практически без замечаний – если сравнивать с предыдущими скандалами, конечно. Его редактор Алиса Далглиш всего лишь пожаловалась литературному агенту Хайнлайна, что новоиспеченный отчим Макса слишком смахивает на опереточного злодея – он чуть не отлупил мальчика, едва с ним встретившись. Было бы более достоверно, если бы конфликт вызревал в течение нескольких недель или месяцев. К финальной главе тоже были кое-какие замечания. Замечу, что ябеду Алиса написала не самому Бобу, видимо опасаясь непредсказуемой реакции писателя на письмо с критикой. После «сексуального» скандала вокруг плоских кошек в «Стоунах» они плоховато ладили. Лертон тем не менее передал ее жалобу писателю: