– Вот оно, – помахал он им. – Это тебе не просто бумага. Это граница между кристально чистой биографией и началом «послужного списка».

Я скользнула взглядом по десяти черным пятнам. Затем Кинни сложил листок и убрал в ящик стола.

– Это твое первое и единственное предупреждение, – сказал он. – Я не буду тебя сегодня оформлять, но хочу, чтобы ты хорошенько подумала о том, что случилось бы, если бы я это все-таки сделал. Хочу, чтобы ты представила всю череду последствий твоего поступка. Хочу, чтобы ты восприняла это всерьез.

Меня охватило облегчение. Я оторвала взгляд от ящика стола и посмотрела ему в лицо.

– Обещаю вам, сэр. Я поняла, что это очень серьезно.

Детектив снова сел в кресло и принялся изучать содержимое моих карманов, разложенное перед ним на столе. Телефон, ключ от дома (тот, что висел на шее, он не тронул), набор отмычек деда и мой архивный листок. Я затаила дыхание, когда он взял бумажку, потер ее большим пальцем, прочитал имя – Марисса Фарроу, 14 лет – и бросил на стол, написанным вверх. Затем взял набор отмычек деда.

– Откуда это у тебя? – спросил он.

– Это моего дедушки.

– Он тоже нарушал закон?

– Он был частным сыщиком, – нахмурилась я.

– Что случилось с твоими руками?

– Уличная драка, – ответила я. – Ведь нарушители закона занимаются именно этим?

– Не огрызайтесь, юная леди.

У меня начала болеть голова, и я попросила воды. Пока Кинни ходил за ней, я разглядывала ящик стола, где лежал листок с отпечатками. Но я сидела посреди полицейского участка, прикованная наручниками к стулу, вокруг толпились копы, так что мне никак его оттуда не забрать. Кинни вернулся со стаканом воды и сообщил, что мои родители уже в пути. Просто замечательно.

– Радуйся. Они едут, – проворчал Кинни. – Будь ты моей дочерью, я бы оставил тебя на ночь в камере.

– Эмбер ведь тоже ходит в Гайд Скул?

– Ты ее знаешь? – резко спросил он.

Я замешкалась. Меньше всего я хотела, чтобы Эмбер узнала об этом происшествии. Особенно если учесть, что мне теперь как никогда понадобятся от нее новости по этому делу.

– Школа у нас маленькая, – пожала я плечами.

– Кинни, – окликнул его один из полицейских, подходя к нам. – Есть слабые отпечатки на подвеске Томсон, – сообщил он.

Томсон? Наверное, это фамилия Бетани.

– Ну и?

– Совпадений нет.

Кинни стукнул кулаком по столу, чуть не опрокинув стакан с водой. Я почти пожалела его. Он никогда не свяжет два эти дела вместе, и мне оставалось только надеяться, что я поймаю того, кто за этим стоит, раньше, чем он нанесет новый удар.

– А дружок ее матери? – тихо спросил Кинни.

– Мы еще раз проверили его алиби, но оно подтвердилось.

Я опустила взгляд на стол Кинни. И именно в эту секунду на архивном листке появилось второе имя. Форрест Риггс, 12 лет.

Как назло, Кинни как раз повернулся к своему столу. Чтобы отвлечь его внимание от листка, я громыхнула наручниками, надеясь, что он сочтет мою панику естественной для подростка, вляпавшегося в неприятности.

– Простите, – пробормотала я, – но не могли бы вы снять наручники до того, как приедут мои родители? У моей мамы будет удар.

Кинни смерил меня долгим взглядом, затем, поднявшись, взял стаканчик кофе, так и оставив меня прикованной к стулу.

Через десять минут приехали мама и папа. Мама, увидев меня в наручниках, чуть не слетела с катушек, но папа выпроводил ее на улицу и посоветовал позвонить Коллин. Папа даже не смотрел на меня, пока Кинни объяснял, что произошло. Они разговаривали так, будто меня там и не было.

– Я не предъявил обвинения, мистер Бишоп, и не стал ее оформлять. На этот раз.

– О, уверяю вас, детектив Кинни, это в первый и последний раз.

– Уж проследите за этим, – сказал Кинни, снимая наручники и помогая мне подняться. От его тяжелого шума головная боль только усилилась. Он вернул мне вещи, и папа поскорее увел меня, пока Кинни не передумал.

Я попыталась вытереть пальцы о штаны, но чернила въелись в кожу. В конце концов, я сунула руку в карман. Как только мы вышли, я почувствовала на себе чей-то взгляд. Я осмотрелась, ожидая увидеть Эрика, однако это оказалась Сако. Она сидела на скамье через дорогу. Черные глаза следили за мной из-под густых ресниц. Ее взгляд было трудно прочесть, но на губах играла жесткая, самодовольная усмешка. Может, мне стоит волноваться не только из-за Эрика.