бы часть! Я не уверен, если честно, что поможет, но попытайтесь!.. Покажите, что вас занесло.

– Как?

Ютланд огрызнулся:

– Не знаю! К примеру, хотя бы выведи войска. Пришли извинения, сошлись на кого-то одного… или на неверный приказ…

– Кто мне может приказывать? Я вождь!

Мелизенда сказала рассудительно:

– Тогда на неверную оценку ситуации, ошибку разведки. Князь не поверит, но может сделать вид, что поверил.

Верный посмотрел на нее с надеждой:

– Почему… сделает вид?

– Потому что это не давление на него, – пояснила она обстоятельно, как прилежная ученица мудрых учителей, – а недоразумение и недооценка ситуации с вашей стороны. Это ничего, что я говорю так умно?

Ютланд кивнул и сказал с нажимом:

– Немедленно выведи войска!.. Сейчас в княжеском дворце уже планируют, как пойдет будущая война, посылают гонцов с призывом младшим князьям собрать дружины и вести к столице, считают, сколько нужно заплатить за наемников из Артании… Торопись, Верный. Проследи, чтобы в городе не осталось ни единого гелона!.. Тем самым покажешь, что не желаешь войны и кровопролития. А свою силу уже показали, хотя еще больше показали дурь.

Верный вздохнул, оглянулся на ровные ряды своих войск.

– Боюсь, меня не поддержат.

– Тогда умирайте, – сказал Ютланд с яростью, – как тупые бараны!.. Думаете, вы неуязвимы?.. Мусагеты не умеют сражаться так хорошо, как вы, но сражаться будут. Их вдесятеро, если не вдвадцатеро больше, вас в конце концов перебьют всех до единого, включая женщин и детей, потому что война есть война. А потом эту обескровленную и растерзанную землю подберут чужие народы. Может быть, те же кочевники, что преследовали вас… Мелизенда! Я же говорил, не стоит нам с тобой вмешиваться. Пусть они тут делают что хотят, у нас свои дела, отправляемся в Вантит.

Он начал поворачивать Алаца, Верный крикнул:

– Погоди!.. Я постараюсь убедить вождей.

– Ты воинский вождь, – напомнил Ютланд. – Мало твоего ясного и твердого приказа?

– Боюсь, – повторил Верный, – меня могут не послушать. Эта проклятая война с кочевниками, поражение, отступали так долго, многих героев потеряли… Дисциплина сейчас не очень-то…

– Тогда пусть гибнут, – отрезал Ютланд. – Не скажу, что мне жаль. Бараны и должны гибнуть.

– Погоди, – повторил Верный с тоской в голосе. – Я пойду склонять их покинуть город, а ты езжай к великому князю. Говори от нашего имени.

– Меня могут и не послушать, – напомнил Ютланд. – Как я буду договариваться от вашего имени?

– Теперь послушают, – сказал Верный. – Объясни, что действовали, не подумав, движимые жаждой мести и справедливости.

Ютланд покачал головой.

– Из окон князя видно вас всех. Если не покинете город, разговор даже не начнет. Но даже если покинете… я не уверен, что князь сумеет переступить через свою гордость и начнет с вами, унизившими его, какой-то разговор.

Верный сказал с тяжелым вздохом:

– Давай спасать то, что спасать удается. Ночью обиды ударили в головы, потому натворили даже больше, чем хотели. Но теперь видим, перебрали, чувствуем себя не совсем правыми и потому готовы отступить.

– Ты готов, а остальные?

– Большинство уломать сумею, – пообещал Верный, – а горлопанов утихомирим.

Ютланд кивнул, лицо осталось мрачным, медленно пустил Алаца в сторону княжеского дворца. Верный с надеждой смотрел вслед, Мелизенда спросила тихо:

– Надеешься убедить?

Он буркнул:

– Надеюсь, что убедишь ты. Хоть и рыжая, но бываешь очень убедительной. Хотя известно, что все рыжие постоянно брешут и обманывают, но вдруг здесь не знают?

– А если серьезно?

– Не знаю, – ответил он. – Мудрость дяди Рокоша так далеко не заходит. Ему не приходилось улаживать споры такого уровня. Другое дело – ты. Ты могла слышать, как договариваются советники твоего отца.

– Буду пытаться, – пообещала она, – но женщин мужчины почти никогда не слушают. Разве что, как я слышала от взрослых, их удается убедить в постели. Но тебя я вот не убедила ни разу.