– Не бойся, – крикнул Ютланд. – Все в порядке!

Она вскрикнула, когда он наклонился и могучим рывком поднял ее к себе на седле.

На окраине лагеря крик, Чакка там страшно и пугающе ревет, что прибавляет сил, а у противника отнимает, и когда Ютланд повернул Алаца и метнулся обратно, тот уже умело отбивался сразу от пятерых, маневрируя, медленно отступая и прячась за деревьями.

Вдогонку Ютланду полетели дротики, Алац смял по дороге троих, а сам Ютланд замахнулся топором.

– Ну, кто против артанина?

Женщина в его руках трепыхается, то ли пытается освободиться, то ли слишком сильно придавил, Ютланд сам чувствовал, что становится страшен, мир опасно заволокло красным.

Заставив Алаца пятиться, он добрался до места, где был привязан конь Чакки, крикнул:

– Быстрее в седло! Уходим!

Чакка, прихрамывая, ринулся к коню, вставил ногу в стремя и поднялся, хватаясь за луку седла, что насторожило Ютланда, однако он размахивал топором и рубил выставленные копья разбойников, женщина все еще визжит и вырывается, Чакка наконец разобрал повод и повернул коня в сторону выхода из леса.

– Давай вперед! – крикнул он. – Я прикрою!

– У меня конь быстрее, – прокричал Ютланд. – Я всегда уйду от погони!

– Хорошо, – крикнул Чакка, голос его оборвался, наконец он договорил хриплым голосом: – Не останавливайся!.. Держи крепче и увози…

Что-то в его голосе насторожило, Ютланд оглянулся, из бедра Чакки торчит дротик, красная струйка стекает в сапог и даже по голенищу на стремя, а оттуда срывается частыми каплями на землю.

– Я сейчас!

Он соскочил на землю, оставив Брижжит в седле, Чакка уже пошатывается, вот-вот рухнет, Ютланд быстро сдернул его на землю, Чакка слабо улыбнулся.

– Тут твой топор не поможет…

Ютланд, грозно поведя взглядом по кругу, где разбойники остановились в нерешительности, распластал его на траве.

– Потерпи…

Он одной рукой ухватился за древко дротика, другой уперся в бедро Чакки. Чакка охнул и стиснул челюсти, когда Ютланд безжалостно выдернул из ноги зазубренное острие.

Кровь хлынула широкой струйкой, Ютланд утешил суровым голосом:

– Жилы не затронуты, а мясо заживет.

Он с силой прижал ладонь к зияющей ране, Чакка захрипел и закрыл глаза.

– Терпи, – велел Ютланд. – Будет очень больно, знаю.

– Жжет, – прошептал Чакка, – что ты делаешь… Не очень больно, а просто адски…

– Еще минуту, – велел Ютланд, он медленно убрал ладонь, всмотрелся. На бедре остался красный отпечаток его ладони, а на месте раны неопрятные комья запекшейся крови и безобразный вздутый шрам багрового цвета. – Кровь уже не течет.

Чакка проговорил с трудом:

– Ты что, умеешь ее заговаривать?

– Кровь не зубы, – ответил Ютланд, – ее заговорить легче.

– Ноги не чую…

– Отойдет, – заверил Ютланд. – Терпи, это у меня от мамы.

Чакка проговорил сиплым голосом:

– Боюсь и представить, что у тебя от отца…

– Да, – согласился Ютланд, – самому страшно было бы даже узнать. Можешь встать, но очень осторожно. Рана может разойтись…

Разбойники не нападают, что удивило, даже вроде бы отступают за кусты, непонятно, а Чакка решился опустить голову, всмотрелся в рану с великим изумлением, взглянул на Ютланда, снова опустил взгляд.

На месте зияющей дыры багровый вздутый шрам размером с мелкое яблоко, там же струпья застывшей крови, темной и похожей на отвратительную коросту.

– Я думал, – проговорил он вздрагивающим голосом, – только убивать можешь… Разве так бывает, чтобы один и тот же человек мог и ранить, и лечить?

Ютланд сдвинул плечами.

– Не знаю. Я вообще, если честно, не знаю, насколько я человек.