– Хорошо там, паря. Вот как хорошо, – выставляя большой палец, более степенно, но не менее довольный собой ответил Пирогов. – Василий, давай ниже подходи! Отсюда уже никого не видать.

– Принял, Родион! Делаю! – послышался ответный крик кормчего.

И в этот момент борт неподалеку от сержантов буквально взорвался щепой. Послышался вскрик и стон. А оба командира в удивлении уставились на образовавшееся в борту отверстие. Вроде и не слишком большое ядро трехфунтовой полевой пушки постаралось на славу. Отверстие по диаметру вышло раза в полтора больше.

– Ох-хренеть, – удивленно выдал Родион.

Потом глянул на личный состав. На сравнительно небольшом пространстве собралось три десятка человек. И это просто чудо какое-то, что ядро, прошившее оба борта, никого не зашибло. Так, только одному из минометчиков большая щепа воткнулась в бедро да другому сыпануло трухой в глаза.

– Василий, давай уводи нас отсюда! Слышишь?! – едва осознав, что они сейчас отличная мишень, и позабыв про рупор, прокричал Родион.

– Да слышу я, слышу. Не блажи, – вроде и громко, но в то же время спокойно ответил кормчий.

Еще одно ядро прошуршало мимо. Третье ударило с небольшим недолетом. Четвертое вновь угодило в борт и напрочь снесло среднюю плаху.

– К мортирам, живо! Два кольца[20]! Угол сорок пять! Вправо два! Первый расчет первой батареи! Пристрелочным! Огонь! – возбужденно, но в то же время привычно начал командовать Родион.

Хлопок! Мина ушуршала в направлении противника. Туда, где пушкари активно суетятся вокруг своих орудий. По дальности нормально, но мину серьезно увело влево. Пароходик едва сумел остановиться и начать отходить вверх по течению. Но прежние прицельные установки уже не работали. И подтверждением тому несколько последующих выстрелов. Родион каждый раз вносил поправки, но безуспешно. Движущееся судно не позволяло вести хоть сколь-нибудь точный огонь из оружия, и без того не отличающегося этой самой точностью.

Радовало хотя бы то, что немецким наемникам удалось добиться всего трех попаданий. По счастью, все беды замятлинцев ограничились лишь еще одним раненным щепой, несколькими сорванными с бортов плахами и одной пробоиной. Баржа, как и поморская ладья, была поделена на три водонепроницаемых отсека. Просела, не без того, но на дно отправляться не спешила.

Сказать, что полковник Савенок был зол, это не сказать ничего. Он был в бешенстве. Пусть и не бесновался в своем шатре, не бросался на каждого встречного-поперечного и не раздавал идиотских приказов, что вполне свойственно командующим, пребывающим в сильном расстройстве чувств.

Подумать только, расстояние, которое он планировал преодолеть всего-то за трое суток, его хуфа[21] прошла за неделю. Это просто уму непостижимо.

Хорошо хоть с переправой все прошло так, как и планировалось. Саперы вполне управились за отведенные двое суток, соорудив наплавной мост. Благо с лесом в этих краях нет никаких проблем. Конечно, существовала опасность того, что время будет потеряно и тут, но странное судно, вооруженное не менее странными и загадочными полевыми мортирами, удалось отогнать со сравнительной легкостью. Спасибо пушкарям, которые даже обрадовались, когда наконец смогли достать до надоевших им коллег с противоположной стороны.

Правда, тем все же удалось в очередной раз пустить наступающим кровь. И потери убитыми и ранеными уже перевалили за пять сотен. Но зато когда они ночью попытались устроить очередной налет, их удалось накрыть.

Не сказать, что все вышло столь уж удачно. Случился ночной бой. И пусть не удалось завладеть ни одной мортирой, на этот раз этим бестиям, предпочитающим наносить удары исподтишка, удалось хоть как-то пустить кровь. И если бы не их привычка каждый раз при виде шляхтичей подаваться в бега, то там бы они и нашли свой конец. А так…

Ротмистр Острожский, командовавший переправившимся отрядом из двух хоругвей и двух пехотных рот, предпочел не увлекаться преследованием. Уж больно противник у них на этот раз коварный. Полковнику казалось, что по этой части никому не переплюнуть турок, однако те перед дружиной боярина Карпова были сущими младенцами.

Но все проходит. Миновал и этот кровавый переход. Вот он, враг. Стоит лицом к лицу. Этот негодяй все же решился выступить в открытом бою. И выбрал для этого узкий участок между Великой и языком одного из многочисленных в этих местах болот. Его не обойти ни справа, ни слева. И потому он рассчитывает на то, что сможет удержать этот кусок шириной не более полуверсты. Ох, зря он так решил.

Да, хуфа понесла существенные потери. Но это ничего не значит. И уж тем более коль скоро Карпов решил выйти в чистое поле. Никакие полевые заграждения и ухищрения, на которые идут все армии, дабы противостоять доблестной шляхетской гусарии, русским не помогут.

Во-первых, наблюдая за этой жидкой полоской пехоты, полковник Савенок ничуть не сомневается, что заграждений в виде волчьих ям там более чем достаточно. А потому есть и «во-вторых». Он не собирается отправлять в бездумную атаку элиту кавалерии. Три гусарские хоругви останутся в тылу на случай вылазки из оставшегося позади Острова. Уж в чистом-то поле им никто не сможет противостоять. Замятлинцы же столкнутся с чем-то для них необычным.

– Господин полковник, пушки готовы открыть огонь, – доложил подскакавший порученец.

Полковник еще раз осмотрел поле предстоящего сражения. Вряд ли тонкая линия солдат, виднеющаяся на возвышении вдали, – достойная цель для пушек. Но все же он кое-чему научился у Карпова. И если есть возможность нанести противнику потери на значительном расстоянии, то нужно ее