сосредоточиваются. Из ниоткуда возникает оружие. Все приходит в движение, все занимают свои места, пригибаются, целятся…

– Что происходит? – Я хватаю за руку пробегающего мимо Лэчлэна.

– На землю! – вот и все, что он успевает бросить, устремляясь к нише в стене пещеры, перебрасывая через плечо длинноствольную винтовку и начиная взбираться по дереву.

Я по-прежнему не вижу вокруг никакой опасности, но прерывистый, завывающий звук сирены так и сверлит мне голову. Я не собираюсь сидеть вот так, съежившись, на полу. Куда бежать – непонятно. И я быстро решаю следовать за Лэчлэном. Инстинкт подсказывает мне – наверх.

Судя по всему, его удивляет мой порыв; удивляет, но не сердит. Жаль, что сейчас не время насладиться восторгом подъема. Это не скала, так что какое-то время приходится искать нужный ритм. Ближе к основанию дерева я поднимаюсь, цепляясь за расщелины в коре и выпуклости. Повыше приходится обхватывать руками толстые ветки и сучья, а еще выше – пускать в ход ноги и подтягиваться всем телом. От этого захватывает дух, иссякают силы.

Уже под самым лиственным балдахином, невдалеке от кристаллической крыши, Лэчлэн останавливается и цепляется за крюк. Взглядом он указывает мне на такое же крепление чуть выше, я подтягиваюсь туда, а он устраивается на ветке, тесно обхватив ее ногами, закрепляет под углом винтовку и направляет ствол в сторону главного входа. Отсюда, через просветы в листве, хорошо видна дверь, но снизу увидеть нас с Лэчлэном трудно. Он выбрал отличную снайперскую позицию.

Подполье готово к сражению, но ничего не происходит, разве что устрашающий рев сирены наконец прекращается. Лэчлэн держит позицию еще минут пять, а я в ожидании нервно кусаю губы.

Снова звучит сирена, на сей раз это повторяющиеся сигналы тоном пониже. Лэчлэн с облегчением расправляет плечи.

– Отбой, – говорит он. – Скоро тебя начнут обучать приемам обороны, но сейчас ты справилась хорошо. Ушла от угрозы, от линии огня, выбрала точку наблюдения. Молодец.

Он забрасывает винтовку за плечо и начинает спускаться. Я – следом, и спуск оказывается гораздо сложнее подъема.

– То есть ты хочешь сказать, что настоящей угрозы не было? Что это была только учебная тревога?

Он останавливается и смотрит на меня.

– Будь начеку, угроза – настоящая. Подполье находится под постоянной угрозой. – Он криво улыбается. – В конце концов, мы на войне.

После общего раннего ужина, простого, но вкусного, поданного детьми (старающимися, впрочем безуспешно, выглядеть в высшей степени серьезно), я сразу отправляюсь в кровать. Хотя учитывая, что завтра вечером мне придется искать киберхирурга, уснуть так рано будет непросто. Наверху- то сейчас, должно быть, глубокие сумерки, а здесь, пока я устало бреду к себе, панели на потолке воспроизводят мягкий оранжевый свет заката, проникающий сквозь листву камфорного дерева.

Я закрываю дверь – замка в ней нет, что немного беспокоит, хотя, надо полагать, в самoм Подполье опасности нет, разве что Сверху, как здесь говорят, придет. Я падаю на кровать в грустном предчувствии бессонного созерцания потолка, однако же засыпаю, скорее всего, мгновенно, потому что очнувшись, оказываюсь в совершенно другом месте.

Где-то в подсознании копошится мысль, что это сон, но легче от этого почему-то не становится. Я иду лугом, поросшим цветами и высокой травой. Их я вижу отчетливо. Сбивая на ходу головки, я ощущаю запахи зелени. Он кажется совершенно натуральным. Где-то наверху, невысоко над поверхностью земли, мелькают силуэты, я приближаюсь с улыбкой, полагая, что это животные.

Еще до того, как я успеваю оглядеться, в ноздри мне ударяет сильная вонь. Повсюду на этом красивом лугу разбросаны трупы, человеческие тела с неестественно вывернутыми конечностями, перекошенными от невыносимой боли лицами, застывшие на месте, готовые к тлению. Которое уже явно началось. Аромат цветов слабеет, становится тошнотворно-сладким и вскоре растворяется в запахе крови и гниения.

Сначала между трупами виднеется трава. Но чем дальше я продвигаюсь – а ведь это сон, и остановиться я не в силах, и заплакать или убежать тоже не в силах, – тем больше распухают распростертые тела, и в конце концов возникает ощущение, что это сама земля выталкивает их из себя.

Идти становится все труднее, я спотыкаюсь, трупы громоздятся один на другой, приходится переступать через них, потом взбираться на них и, наконец, ползком одолевать гору мертвых тел. Я цепляюсь за них, и истлевающая плоть расползается у меня в ладонях. Остановиться я по-прежнему не могу, потому что наверху этой горы мертвых кто-то стоит. Рослый, стройный мужчина с темными волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Я знаю, что должна добраться до него.

Он сверху смотрит на меня, и глаза у него такие добрые. Непонятно, как это может быть, ведь он стоит на десятках тысяч трупов. Трупов, которые он сам сделал трупами. Потому что, конечно, мужчина этот – Аарон Аль-Баз.

Он протягивает мне руку, чтобы помочь взобраться на вершину, но я отстраняюсь. Он склоняет голову набок, с любопытством смотрит на меня и говорит:

– Смерть – явление естественное.

Но эта смерть неестественна, хочется сказать мне. Однако во сне меня сковывает немота.