– Я? – удивился мальчик и склонил голову к плечу, как будто никогда об этом раньше не задумывался. – Даже не знаю. Наверное, по ощущению, что меня никто не хочет съесть.
Алиса рассмеялась.
– Да ладно! Наверняка родители считают дни до твоего возвращения.
Оливер пожал плечами.
– Вот уж не думаю. Честно говоря, я их почти не знаю. И вряд ли они на самом деле знают меня.
– В каком смысле?
– Мой талант… – И Оливер вздохнул. – Это одновременно благословение и проклятие. Я с малых лет научился манипулировать родителями, чтобы они делали то, что мне нужно, и были такими, как я хотел. Прошло немало времени, прежде чем я осознал, что представление пятилетнего ребенка об идеальных родителях… скажем так, несовершенно. Но было слишком поздно. Как я наконец позволил им быть самими собой, они уже забыли, каково это. Они едва меня знали – ведь я отнял у них самые важные годы наших отношений. Они с трудом могли вспомнить, как я рос. Но главная беда в том, что я поступал так не только с родителями. Я делал так со всеми. Я не хотел никому вредить, – быстро добавил Оливер. – Просто был маленьким и не сознавал последствия своих действий. Только когда отец заболел лихолёдкой, я вдруг понял, какой он на самом деле хрупкий – и что однажды я его потеряю. Мне стало стыдно, что я так и не дал ему шанса научить меня всему, что он знал. Не дал шанса быть таким отцом, каким хотел
Алиса судорожно вздохнула.
– Ох, Оливер, – сказала она, беря своего спутника за руку. – Это самая грустная история, которую я слышала.
Оливер помолчал.
– Иногда мне кажется, что вся моя жизнь – история, которую я рассказываю сам себе. Сплошная ложь, уловки и манипуляции, чтобы люди делали то, что мне нужно. Ненавижу себя за это!
– Тогда почему бы тебе не перестать? – спросила Алиса.
– Перестать что?
– Всех переделывать. Манипулировать. Конечно, это не изменит прошлого, но наверняка изменит будущее. Думаю, тебе еще не поздно познакомиться со своими настоящими родителями.
– Наверное, – еле слышно ответил Оливер.
– Но ты не хочешь?
Мальчик покачал головой:
– Не то чтобы не хочу. Просто… Не знаю. Я боюсь.
– Чего? – удивилась Алиса.
– Разве ты не видишь? Никто не станет меня любить, если я их не заставлю. – С этими словами Оливер взглянул Алисе прямо в глаза. – Вот почему я издевался над тобой в среднеросте. Не потому что считал уродливой. Я так не думаю, правда! Просто я знал, что тебе не нравлюсь, и никак не мог этого изменить. Я не понимал, почему мое убеждение работает для всех, кроме тебя – я же тогда не знал про твой обет, – и это меня пугало. В Ференвуде был ровно один человек, на которого мой дар не действовал, – и этот человек меня не любил. Это подтверждало все мои страхи: если я не заставлю людей любить меня, они и не будут. Все меня бросят, и даже родители отвернутся.
– Но, Оливер! – воскликнула Алиса, сжимая его руку, – я не любила тебя не поэтому, а потому, что ты был заносчивым, злобным и жестоким грубияном!
Оливер застонал и сделал попытку подняться.
– Погоди! – сказала Алиса, хватая его за тунику. – Это еще не все.
Мальчик смерил ее страдальческим взглядом.
– И дальше будет лучше, – поспешно добавила Алиса.
Оливер заколебался, но все же сел обратно на диван.
– Ладно, – кивнул он, – продолжай.
– И посмотри на себя сейчас! Я в жизни не встречала такого милого, доброго и преданного человека. Кому бы ты теперь не понравился? Уверена, родители будут обожать тебя и без всякого убеждения. Лично
Щеки Оливера пошли красными пятнами.
– Ты правда считаешь меня чудесным?
Девочка просияла и кивнула.