Миалинту такое поведение ничуть не удивило.
– М-да, – только и произнес охотник.
Наконец Сит встал. Сгорбленный, укутанный в серую хламиду, с редкими, перепачканными в земле волосами, он снял один из светильников и пошел в темный коридор. Мы последовали за ним.
Коридор, пол и потолок которого бугрились отшлифованными гранями камней, привел к лестнице. Ступени были укрыты мягкими, пропитанными влагой досками. По стенам тянулись пазы от некогда закрепленных тут перил.
– Что-то я не понимаю твою подругу, – шептал мне охотник. – Ну, посмотрели мы этого Сита. Обаятельный парень, чего уж тут. Очаровашка. Услышали его сопливую историю. Теперь-то что?
– Скоро поймем.
– Хорошо бы.
Лестница привела к темной, душной комнатке, откуда в разные стороны уводили два тоннеля и начиналась еще одна лестница вниз. Сит повел нас по ближнему тоннелю.
Громбакх все чаще оглядывался. То закидывал топор на плечо, то снимал его и принимался крутить в руках.
Тоннель оказался не таким длинным. Уперся в деревянную дверь, петли которой держались на торчащей из земли кромке гранитного валуна.
Сит достал ключ. Лязгнул металл. Дверь подалась вперед.
Еще несколько шагов, и мы оказались в просторной землянке, размерами в несколько раз превосходившей комнату самого Сита.
Миалинта неожиданно приблизилась ко мне. Было приятно в духоте подземного смрада уловить тонкие нити аромата, сотканного из червоцвета и адельвита.
– Ты должен с ним поговорить. Мы будем стоять здесь.
– Кто? И что… о чем… – растерялся я, но дочь наместника не дала мне договорить, подтолкнула вперед.
Охотник хотел последовать за мной, но Миалинта остановила его за руку:
– Подожди здесь.
Комнату освещали светильник в руке Сита и свеча на столе в дальнем углу. Там кто-то сидел, и я, стараясь ступать как можно тише, направился к незнакомцу.
Поначалу мне казалось, что возле стен насыпаны груды земли и камни, но теперь я увидел, что это – обувь. Все углы были завалены тапками, сандалиями, ботфортами, сапогами, калошами, легкими бегунцами, гвардейскими грондами…
Огонь от свечи подрагивал. В сумраке кучи обуви казались черными и большими, будто уходили вглубь стен, растворялись там в темноте. Бескрайние черные сопки, мимо которых я шел к столу, на котором уже просматривался станок, мотки ниток, стопки кожаных обрезков. И даже потолок, едва освещенный, казался высоким ночным небом, на котором не было ни одной звезды.
Пахло кожей и гуталином.
– Я давно тебя жду, только не думал, что ты придешь так рано, – приятным, распевным голосом обратился ко мне незнакомец.
Такими же словами меня приветствовала и старуха на входе в землянку.
– Вы и есть Мурдвин? – спросил я и подошел к столу вплотную.
Перед станком горела толстая свеча. Рядом с ней рыхлой кучкой лежали огарки.
Незнакомец был одет в черную потрепанную одежду. Весь заросший густыми рыжими волосами, перемазанный гуталином, он чуть улыбался. Его пальцы были перевязаны серыми ленточками. В одной руке он держал молоток с заостренным бойком, в другой зажимал кожаный наладонник.
– Мне не сказали, что вы сапожник.
Сзади послышался приглушенный голос Громбакха, но Миалинта тут же шикнула на него.
– Что ты мне шикаешь? – возмутился охотник. – Хангол уже умом тронулся от твоих прогулок, а ты…
– Ты все испортишь! Помолчи. Просто помолчи. И подожди.
В голосе Миалинты угадывалось сильное волнение. Я не понимал, что именно ее тревожит.
– Я знал, что ты придешь. Меня предупредили. – Мурдвин отложил молоток. Принялся строчить. Изредка поднимал взгляд от станка и смотрел на меня. В его зрачках угадывались оттенки красного.
– Предупредили? – удивился я. – Кто?
– Тот, кто встретит тебя в темнице.
– О чем вы? Какая темница?
Перекинув шпульку, Мурдвин вздохнул:
– Все уже началось. Как ты и хотел. И мальчик уже там, где ты его оставил. Знаю, что уже не встречу тебя. – Мурдвин тихо, беззвучно рассмеялся. Снял со станка подошву. Стал проводить по ней скребком, а кожаную стружку тщательно сдувал на пол. – Жаль. А мне очень интересно, как это произойдет. Я бы