– Ты никогда по-настоящему не выйдешь из последней комнаты. И не вернешься сюда. Потому что уже был здесь.

Я огляделся. Все казалось привычным. Охотник, следопыт и дочь наместника по-прежнему ждали меня у выхода. Любопытно было, что Тенуин снял капюшон. Обнажил белое лицо, стянутые на затылке белые волосы. Смотрел на меня через третье веко, зрением варнаата.

– Мы все знаем, какой выбор ты сделаешь, – не умолкал Мурдвин. – Но тебе все равно предстоит его сделать. Все предрешено, но еще не свершилось.

В другом углу я заметил второго старика. Он был одет в черное и практически сливался с полумраком, выделялись только лицо и кисти; неудивительно, что я заметил его не сразу. Приглядевшись к нему, я вздрогнул. На левой кисти старика была видна сигва. Та самая, которая появилась у меня в тумане. Спираль из длинных и коротких полосок с тремя кружками в центре: один закрашенный, два полых. Но в этом не было ничего странного. Видение явно черпало образы из моего ума. Возможно, сказывалось влияние отравляющих испарений. На гиблом ярусе Подземелья воздух был уже не так чист. Для тех, кто привык к нему, все было проще.

– Гуар… адир… адор… Аваа… Гуир… дор, – нараспев, с придыханием говорил Мурдвин.

Я все смотрел на старика в углу. Не решался к нему подойти. Не знал, что делать. Нужно было скорее вырваться из видения и продолжить разговор с Мурдвином.

– Ты как хочешь, а мне это надоело, – прорычал Громбакх.

Подбежал ко мне, схватил меня за предплечье. Тряхнул так, что захрустели суставы.

– Эй! – возмутился я.

– Вот. Уже более здоровая реакция, – кивнул охотник и повлек меня к выходу.

– Стой! – Миалинта пыталась ему помешать, но он ее не слушал.

Я уже не понимал, что происходит. Как отличить явь от видения? Браслет! Я вспомнил, что в первых двух видениях он разрастался по всей кисти. Посмотрел на руку. Как и всегда, покрывает только запястье. Значит…

– Все-все, хватит! – Охотник гневно отмахнулся от дочери наместника.

Он уводил меня. Я не сопротивлялся. Только в последний раз с удивлением посмотрел на копошившегося в грязи Мурдвина, на неподвижно стоявшего в темноте старика.

Когда мы уже шли по коридору, до меня донеслись знакомые слова:

– Теперь я знаю твое имя. Знаю! И наше счастье, что ты еще сам его не знаешь.

Так мне уже говорила старуха на входе в землянку.

Сит сидел за столом. Внимательно осматривал раскрашенную поделку. Даже не взглянул нам вслед.

Старуха по-прежнему сидела на полу, возле кровати, но теперь молчала и тихо покачивалась, будто убаюкивала себя неслышимой мелодией. Пса поблизости не оказалось. Должно быть, спрятался в темноте.

Громбакх продолжал вести меня за руку. Окончательно убедившись, что это не видение, я сказал:

– Дальше я сам.

– Чего сам? Бредить?

– Пойду сам.

– А если ты бросишься в бездну?

– Зачем мне это? – Я вяло усмехнулся.

– А зачем ты устроил этот цирк?

– Какой цирк, Гром?

– Надо было Теора позвать. Он бы заодно попрыгал, повертел бы своим акробатическим седалищем!

– Перестань. – Я, поморщившись, высвободил руку. – Как видишь, сходили не зря. Миа была права.

– Права?! – взревел охотник. – Ты точно спятил! Сидел там, в куличики играл с каким-то старым грызуном, кричал, шатался, смотрел на меня как на Арнельскую Деву![25] И… с каких пор ты ее называешь Мией?

– Ты его слышал? – вмешалась Миалинта. – Он тебе что-то говорил?

– Кто?

– Мурдвин!

– Ну, конечно, слышал… Вы все слышали.

В темноте Подземелья, при свете фонарей лица моих спутников выглядели какими-то неестественными, будто слепленными из глины и бережно раскрашенными. Слепые, нарисованные глаза. На мгновение я подумал, что еще нахожусь в видении.

– Идем, – позвал Тенуин.

Следопыт вновь спрятал лицо под тенью капюшона.