– Что это за сгустки? – спросил я, с подозрением вглядываясь во мглу, но ничего там не замечая.
– Не знаю.
– Никто не знает.
– Говорят, они как мертворожденные фаиты. Не люди, а просто отдельные желания человека.
– Очень сильные желания или терзания.
– Черные сгустки – это злость. Все подлые поступки, на которые кто-то так и не решился. Хотел отомстить, унизить, убить, но не хватило воли.
– Копил в себе злобу долгие годы.
– А теперь она вышла черным сгустком в туман.
– Серый сгусток – это терзания потерянных людей, которые даже не знают, кем быть, куда пойти.
– Их все не устраивает в жизни. Они ворчат, злятся, обвиняют всех вокруг, а сами ничего не меняют.
– Потому что толком не знают, что изменить.
– И что нам делать? – спросил я, неуверенно поднимая меч.
– Бей плашмя, – отозвался Тенуин. – Старайся разделить их на несколько частей, тогда они отойдут.
Сам следопыт взял из телеги простую доску. Его ножи и арбалет тут были бесполезны.
Лошади неспешно тронулись. Мы пошли рядом.
– Лови! – крикнул Громбакх, прочертив в тумане глубокую дугу.
Следом послышался свист хлястника.
Я смотрел вперед, надеясь разглядеть, с чем же мы имеем дело, когда девушка-фаит схватила меня за пояс:
– Берегись!
Я и не заметил, как поблизости оказался черный сгусток. По размеру он едва превышал большую взбитую подушку и был чем-то похож на свалявшийся ком из черных перьев. Испугавшись, я махнул мечом так сильно, что едва не вылетел на обочину. Ожидал, что сгусток окажет хоть какое-то сопротивление, но почти не ощутил его плотности, будто разрезал полоску мягкого масла. Еще несколько взмахов и – облако распалось на несколько неравномерных кусков, тут же отлетевших в сторону.
Проще всего было Теору. Он ловко управлялся с хлястником – рассеивал по два сгустка за один удар. Громбакх, видя это, торопливо махал топором, но тот был слишком тяжелым, чтобы порхать так же задорно, как и упругие отростки кнута.
– Они опасны? – неуверенно спросил я, разочарованный податливостью своих странных против ников.
– Да, – коротко ответил Тенуин.
– И… что они могут сделать?
– Не думаю, что ты хочешь это узнать. Смотри.
Сзади к нашему куполу подкрались сразу два черных сгустка. Ненадолго задержались на его границе, чуть сплющились, будто уткнувшись в стеклянную преграду. Мне даже показалось, что они не смогут пробраться внутрь. Хотел сказать об этом следопыту, но тут по стенке купола прошли мерцающие волны. В месте соприкосновения образовались глубокие черные волдыри. С каждой секундой волдырей становилось больше. Стенка кипела, лопалась, растягивалась мерцающими пролежнями. Сгустки медленно, но настойчиво продирались внутрь. Два взмаха мечом прекратили их попытки.
– Вот так, – поддержал меня старичок, о присутствии которого за своей спиной я успел позабыть.
– Хороший удар, – улыбнулась девушка, по-прежнему не отпускавшая мой ремень.
– Что будет, если сгусток приблизится к человеку? – крикнул я следопыту.
– Умнику неймется? – прогремел запыхавшийся охотник. Он отскочил к боковой стенке за очередным сгустком и услышал мой вопрос. – Надел мои штаны, думаешь, теперь самый смелый? Ну, давай рискни. А мы все полюбуемся. Мне и самому интересно до колик.
Больше вопросов я не задавал. Сосредоточился на том, чтобы не подпускать к телегам новые сгустки. Черные теперь лезли с удвоенной прытью. Темно-серые лишь уныло пролетали мимо, изредка, словно по ошибке, упирались в стенку, но после первого же удара распадались на мелкие перья и пропадали.
Лечавка Эрина все это время суетилась рядом со мной, со стороны тумана. Надрывно, но по-прежнему беззвучно лаяла, стелилась по земле, подрагивала всем телом. Скалилась на подплывающие сгустки и так выдавала их появление. Однако приближаться к ним не хотела. Когда я разрубал очередной сгусток, она ликовала и старательно увертывалась от его ослабевших частей.
Миалинта спустилась с лошади. Теперь потребовалась и ее помощь. Мы с Громом, Теном и Теором едва управлялись.
С тех пор как наши телеги покинули Багульдин, у нас не было возможности поговорить. Дочь наместника привели в «Хозяйник Анаэллы» с завязанными глазами. В узких доспехах из синей кожи трудно было узнать ту слабую, по-своему изнеженную девушку, с которой я сидел за одним столом в резиденции, а потом гулял по аллее Памяти. На ремешках у нее висели сразу несколько ножен, над которыми поблескивали золотые и серебряные рукоятки. По одному ножу было на ногах, плотно обтянутых кожаными штанами и защищенных синей ламеллярной обшивкой. Над правым плечом виднелась рукоятка с