– К курортам мы непривычные, – отрезал Лер, пряча в карман бумажку с адресом. – Гада этого поймаем, а там посмотрим.
Ему нужно было опереться на что-то, увидеть, что он способен на то, чего не могут другие. К земле теперь придется относиться с осторожностью – чего-чего, а такой черты характера Лер у себя никогда не наблюдал. Осторожность – почти что трусость, по крайней мере он привык так считать.
«Трусость – это боязнь признать свои слабости, чтобы разумно использовать силу, – раздался в его голове строгий голос Казачанского. – Песок – вернее, кварцы в его составе – могут погубить тебя. А вместе с тобой – и всю команду».
Этого Лер не хотел.
22
Юрий Тигранович окинул Лера подозрительным взглядом. В щель, на которую позволила открыть дверь железная цепочка, вряд ли можно было много рассмотреть, но Лер на всякий случай улыбнулся.
– Кого-кого ищешь? – проскрипел седой мужчина из-за двери.
– Виктора Розанова, – жизнерадостно отозвался Лер. – Вот вас только нашел. Вы же друзья?
– Гуляй, парень, – сухо отрезали в квартире, и дверь захлопнулась у Лера перед носом.
Он оторопело поморгал и снова нажал кнопку звонка. Дверь приоткрылась.
– Молодой человек! – Мужчина заклокотал от возмущения. – Не вынуждай меня звонить в милицию!
– Да вы выслушайте, – Лер приложил руки к груди. – Я от отца, вы служили все вместе…
– Мне вам сказать нечего, – сухо оборвал старик и щелкнул замком.
Лер стиснул зубы и позвонил в квартиру несговорчивого фронтовика. Глухо. Никто не думал открывать ему, даже шагов не было слышно.
Вот и уболтал. Очень хотелось что-нибудь разнести, желательно прямо вот эту дверь, можно вместе с половиной злополучной квартиры. Еле сдерживаясь, Лер повернулся и опустился на верхнюю ступеньку лестничной площадки. Ну что ты будешь делать?! В сердцах он саданул кулаком по стене подъезда, подкрепив удар сочным ругательством на родном армянском языке.
За спиной распахнулась та самая дверь:
– Земляк?!
Через полторы минуты Лер уже сидел у Юрия Тиграновича на кухне и макал в чай песочное печенье.
– Ничего покрепче нету, друг, извини, доктора запретили, – хозяин виновато улыбнулся и вдруг спохватился: – А чей же ты сын будешь?
Лер застыл, поперхнувшись печеньем.
– Неужели Рубика? – ахнул старик. – Гаспаряна?
– Угадали, – Лер расплылся в нервной улыбке, перестав судорожно стискивать чашку в пальцах. – А что? Похож?
– Похо-ож, – довольно протянул Юрий Тигранович. – Борода мешает, а так – вылитый! Как отец?
Следующие четверть часа Лер вдохновенно плел байки, мысленно желая неведомому Рубику Гаспаряну всяческого здоровья и долгих лет жизни. И только на третьей чашке чая разговор, наконец, повернул в нужное русло.
– Так что же ты от Витьки хочешь?
– Виктор Сергеевич же ученый, – Лер кинул испытующий взгляд на хозяина дома. – Я сам физикой занимаюсь. Вот отец и сказал, так и так, поезжай в Ленинград, может, чем-то подсобит…
– Ученый… – Старик тяжело вздохнул. – Был ученый. Да весь вышел.
Лер нахмурился, внимательно глядя на Юрия Тиграновича.
– Выдумал он там штуку какую-то, – поморщился тот. – Я сам в этом ни бум-бум. С землей что-то там…
– Сейсмические разработки, – подсказал Лер.
– Во-во. Говорил я ему, не суйся, природа не любит, чтобы ей управляли, – какой ты земле указ? Но он как помешался. Годами сидел над своим детищем. Дома не бывал. Таня его во всем поддерживала, все терпела…
– Это кто?
– Жена Витькина. Золотая женщина была, он на нее молился прям. Единственная, говорил, родная душа моя, – в голосе старика послышалась нотка обиды. – А потом эксперимент его этот взял да и провалился.
– Как же так! – сочувственно охнул Лер.
– Вот так. Недоработал он чего-то, да еще и на испытании генерала важного по лбу жахнуло. И все, Витьку отовсюду поперли. Волчий билет.
– И что же он? – напряженно спросил Лер.
– Он упрямый. Приходил ко мне, клялся, что все равно по-своему сделает, закончит свое изобретение, – Юрий Тигранович махнул рукой. – Уж как я его отговаривал! Поссорились даже. А потом эта беда с Таней приключилась.
– Какая беда?
– В мае тогда «Зенит» с «Торпедо» играл. Один-пять продул, шумное было дело. Болельщики как с ума посходили, устроили побоище страшное –