с ним. И он понял, куда они идут, когда за пальмами показалась черная треугольная громада, затмевавшая звезды.

Они прошли через лабиринт хижин и рощиц, и, если кто-нибудь посторонний и заметил их, он постарался не попадаться им на глаза. В хижинах не было видно ни огонька. Позади них ночное небо пронзали черные башни Кеми, звезды отражались в водах гавани, а впереди расстилалась погруженная во тьму пустыня. Где-то затявкал шакал. Обутые в сандалии ноги аколитов бесшумно ступали по песку. С таким же успехом они могли быть призраками, направлявшимися к колоссальной пирамиде, что вздымалась из тьмы пустыни. Над спящей землей раскинула крылья мертвая тишина.

Сердце у Конана забилось чаще, когда он разглядел на фоне звезд мрачный черный клин; к его желанию как можно скорее встретиться с Тутотмесом примешивался страх неизвестности. Ни один человек не мог без опаски приблизиться к этим массивным сооружениям из черного камня. Одно их имя внушало панический ужас северным народам, и легенды гласили, что построили их совсем не стигийцы. Они уже стояли здесь в те незапамятные времена, когда смуглокожие люди пришли в долину великой реки.

Когда они подошли ближе, Конан заметил неяркий свет у основания, который постепенно обрел очертания дверного проема, по обеим сторонам которого сидели каменные львы с головами женщин, загадочные и непостижимые. Это был ночной кошмар, воплотившийся в камень. Предводитель процессии направился прямо к двери, в глубине которой Конан разглядел чью-то фигуру.

Вожак на мгновение остановился перед ней, а потом исчез в черных внутренностях пирамиды; жрецы по одному последовали за ним. Когда очередной аколит в маске переступал порог мрачного портала, таинственный страж останавливал его и между ним происходил какой-то обмен; слова это были или жесты, Конан понять не мог. Заметив это, киммериец намеренно приотстал и, нагнувшись, сделал вид, будто возится с завязками своих сандалий. И только когда последний из жрецов исчез внутри, он выпрямился и подошел к порталу.

Он с тревогой спрашивал себя, является ли хранитель прохода человеком; на ум ему пришли полузабытые легенды, слышанные им давным-давно. Но его сомнения оказались беспочвенными. В дверном проеме горел бронзовый светильник, тускло освещая длинный узкий коридор, уходящий в темноту. У его начала стоял человек, закутанный в черную накидку. Больше никого не было видно. Очевидно, жрецы в масках уже удалились по этому самому коридору.

Край накидки закрывал нижнюю часть лица стигийца, и поверх нее на Конана уставились пронзительные глаза. Левой рукой он сделал любопытный жест. Конан, не долго думая, повторил его. Но, очевидно, следовало изобразить нечто совсем иное: правая рука стигийца вынырнула из складок накидки, в ней сверкнула сталь, и его стремительный выпад пронзил бы сердце обычного человека.

Но он столкнулся с варваром, чьи инстинкты не уступали инстинктам дикой кошки джунглей. Едва только кинжал тускло блеснул в неверном свете факела, Конан поймал смуглое запястье левой рукой, а кулаком правой врезал стигийцу прямо в челюсть. Затылок привратника с глухим стуком впечатался в каменную стену, и череп его раскололся.

Конан застыл над поверженным врагом, напряженно прислушиваясь. Факел по-прежнему горел тусклым красноватым пламенем, и на двери плясали дрожащие, изломанные тени. Из темноты за ней не доносилось ни звука, хотя киммерийцу показалось, что где-то далеко впереди и внизу прозвучал гонг.

Он оттащил тело за одну из створок бронзовой двери, которая открывалась вовнутрь, а потом осторожно двинулся по коридору навстречу судьбе, предугадать которую он бы не взялся ни за что на свете.

Не пройдя и нескольких шагов, он в растерянности остановился. Коридор разветвлялся на два рукава, а он не знал, по какому из них проследовали жрецы в масках. Он наугад шагнул в левый. Пол под ногами шел под уклон, и плиты его приобрели чуть ли не зеркальную гладкость от множества ног, прошедших по нему. На стенах изредка попадались факелы, бросавшие вокруг трепещущий потусторонний свет. Конан с беспокойством подумал о том, а ради какой, собственно, цели возводились эти колоссальные сооружения и в какую забытую эпоху. Это была древняя, очень древняя земля. Никто не знал, сколько веков смотрят на звезды угрюмые черные храмы Стигии.

Слева и справа то и дело открывались узкие черные арки, но он упорно держался главного коридора, хотя в нем крепла убежденность, что он ошибся в выборе. Тишина казалась осязаемой, но киммерийца не покидало чувство, что он здесь не один. Уже не раз, проходя мимо черного провала арки, он ощущал на себе тяжелый взгляд невидимых глаз. Он остановился, уже собираясь вернуться к тому месту, где коридор раздваивался, а потом резко обернулся и выхватил нож. Нервы его зазвенели, как натянутые струны.

В устье туннеля поменьше стояла девушка, в упор глядя на него. Кожа ее цвета слоновой кости выдавала в ней стигийку из какой-то старинной благородной семьи, и, подобно всем женщинам ее народа, она отличалась высоким ростом и отличной фигурой. Ее пышные черные волосы были уложены в высокую прическу, в которой сверкал огромный рубин. Кроме бархатных сандалий и широкого пояса, инкрустированного драгоценными камнями, на ней ничего не было.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросила она.

Акцент выдал бы его. Поэтому Конан стоял не двигаясь, являя собой мрачную фигуру в пугающей маске с перьями, кивающими сверху. Он окинул настороженным взглядом тени за спиной девушки и понял, что там никого нет. Впрочем, в пределах слышимости вполне могли притаиться орды вооруженных мужчин.

Она шагнула к нему, явно исполненная подозрений, но без страха.