Нам повезло – на втором галеасе «медноруких» солнечной пушки не было.

Вместо нее в центре композиции находился многоствольный автоматический стреломет. При помощи этой дьявольской машинки галеас сеял смерть и разрушение на палубе «Любовницы ветра».

Напомню, что в первые минуты боя «Любовница ветра» перебила экипажи обеих шлюпок, направлявшихся к ней с галеаса стражников, а затем продолжала отвлекать внимание от атаки «Голодного кракена» чем могла.

Но могла она, увы, немногое.

Под градом двухметровых стрел, сыплющихся на нее с имперского галеаса, «Любовница ветра» чувствовала себя больной и нелюбимой.

И снова нас с дядей Вовой использовали в качестве инструмента контрбатарейной борьбы, как непременно выразился бы мой командир капитан Баранов…

Мы дали по вредному стреломету несколько очередей – из него посыпались бронзовые шестеренки и штырьки, щепки и медяшки.

Ну а потом наш «Кракен», не сбавляя хода, дал право руля, и мы с дядей Вовой едва не вылетели за борт – естественно, из-за крена!

Тут же форштевень корабля обрушился на весла по правому борту второго галеаса. И мы начали ломать их, одно за другим, как спички!

Обращаю ваше внимание: Лод шел на огромный риск, направляя свой галеас между двумя вражескими.

Конечно, один из них тонул и уже практически не управлялся – его неумолимо натягивало течением на скалы Морского Царя.

Но ведь второй корабль, несмотря на утрату главного калибра, был еще достаточно боеспособен!

Мы немедля изведали его ярость на своей шкуре… По «Кракену» били одновременно две уцелевшие катапульты «медноруких», шесть штук станковых арбалетов с вертлюг на планшире и штук тридцать луков!

При всем драматизме предшествующих минут боя, эта, пожалуй, стала самой страшной.

Трещали весла.

Летела щепа с бортов.

Падали замертво лучшие люди Лода.

И я вдруг со всей отчетливостью подумал о том, что ведь скорей всего мы больше никогда не вернемся не то что домой, в Севастополь, не то что на «Ретивый», но даже и в свою каюту на «Голодном кракене»…

В довершение всех бед с борта галеаса к нам полетели абордажные крючья. Отважные слуги императора явно собирались схватиться с нами в рукопашной и выпустить всем кишки!

И тут настоящий подвиг совершил боцман Камель.

Размахивая двумя топорами, он бросился к фальшборту и начал в бешеном темпе рубить абордажные крючья, изрыгая проклятия словно кипящий чайник горячие брызги.

Филигранное мастерство показали и гребцы. Дело в том, что, спасая весла с левого борта, им поначалу пришлось втянуть их на полдлины в порты. Так мы ломали весла вражеского галеаса, сохраняя свои. Но из-за того, что они больше не гребли, а корабль двигался через мешанину переломанных бревен, мы почти потеряли ход. А единственное, что могло нас спасти – это хороший рывок вперед. И вот, осознавая это, гребцы смогли, встав на скамьи в полный рост, начать грести по левому борту веслами, опущенными под острым углом так, чтобы они проходили под килем вражеского галеаса!

Толчок.

Еще один мощный толчок.

Порвались канаты на абордажных крючьях, до которых еще не добрался Камель, объятый по самые брови боевым безумием.

И «Голодный кракен» прыгнул вперед – вперед, туда, где кипели волны на рифах!

Я весь сжался, ожидая удара.

Но, бешено вращая рулевое колесо, Лод собственноручно швырнул корабль влево.

Мы навалились скулой на шпирон галеаса «медноруких».

Мы вырвали якорь из их клюза.

Мы наконец-то потеряли треть весел с левого борта раздробленными об их киль.

Но, подхваченные попутным водоворотом, мы все-таки проскользнули вперед и вырвались на чистую глубокую воду. А потерявший управление галеас врага, имя которого я так никогда и не узнал, пошел лагом и с маху ударился о камни, о черную корону зловещего Морского Царя…

Вот и все. Таким был итог всех наших геройств.

Оба великолепных имперских галеаса остались на рифе. Один – полузатопленный. Другой – на плаву, но все равно обездвиженный.

Теперь им стало совсем не до нас, не до нашего золота.

Они боролись за живучесть.