(как-то иначе назвать внутренние стенки танковой башни не поворачивался язык) сияла молочно-белым цветом с полутонами нежного кофейного. Знаете, такого а-ля капучино.

Вот уроды, тут же подумал Маляр. Но потом вспомнил. В бытность совладельцем, а по совместительству экспедитором «наш-ангара», у Малярийкина имелся один пожилой корефан. Дед-колхозник, у которого Маляр постоянно закупал бульбу на зиму. Сей дедок, ангелоподобного вида, во время войны- смертушки служил в далеком, покрытом финиками, словно Кострома ромашками, Курдистане.

Так вот там, вместе с русским экспедиционным корпусом (тогда страна была еще целая и матушка Сибирь, будь неладна, не отделилась) во время боев против саудитов почти год стояли наши добрые союзники – израильтяне. Всем они были хороши, но поражали российских товарищей некоторыми жизненными принципами. Один из которых Малярийкин для себя отметил и запомнил хорошо: «Жить и умереть со всеми удобствами!»

Лозунг этот закрепился в армии Израиля еще с далекой войны 1973 года (той самой, «Судного дня»), когда евреи «отымели» всех соседей вдесятеро большей численности. Лозунг был своеобразным, но по-своему правильным. Ведь если идешь на смерть, почему не пожить до этого знаменательного, но несколько грустного момента на широкую ногу?

Пережив голодное детство, а также будучи нищим маргиналом и коренным сибиряком (что, в принципе, означало одно и то же), Малярийкин, конечно, подобных буржуйских взглядов на военный быт не разделял. Но вполне понимал. И даже как-то сочувствовал. «Жить и умереть со всеми удобствами!» При взгляде на внутримамонтовские интерьеры в голове всплывали именно такие слова.

Короче, салон новой машины был бодрый.

Не только красивый, но и комфортный.

Больше всего поражало кресло танкиста. Малярийкин сел в него и растворился. Впервые за многие месяцы ощущая, что такое вкус жизни. В кресле, как говорится, можно было жить. Анатомическое, индивидуальной настройки. Четырехточечный ремень безопасности (пояс и подтяжки). Встроенная в пояс дополнительная аэроподушка. Гидравлическая помпа. Подлокотнички с кнопками. Все дела.

– Да-а, в таком троне и Богу душу отдать не жалко. Не то что в танке покататься. Да, Иваныч? А хочешь посидеть?

– Нет, боюсь, потом не встану, – хмыкнул старший старшина, – шакала кормят только ноги. Мне сидеть и лежать нельзя. Помру сразу от старости.

Байбулатов присел на стальную полочку рядом с креслом (благо места в кабине хватало) и жестом показал Малярийкину, чтобы не дурил. Корпус «Мамонт», видать, его тоже поразил. В Маляра, очевидно, вложили просто баснословную сумму. Вопрос только – кто? В больнице у спонсоров и тугрика нельзя было допроситься. И вот поди ж ты – баблоливень. С чего бы? За свою долгую карьеру Байбулатов уже видал такое пару раз. Ни к чему хорошему это не приводило.

– Ай да Лена, ай да сучья дочь! – тем временем обронил Малярийкин, и Байбулатову стало многое понятно. Без вмешательства звезды эфира, видать, не обошлось. Но где эта красавица раньше-то была? С чего такая щедрость именно сейчас? Не пожалела денежек боевая подруга. Раньше была поскупее, да?

Байбулатов молча пожал плечами.

Если у танков стандартной комплектации было четыре обзорных экрана, то «Мамонт» предоставлял целых восемнадцать. Создавая более полный обзор. На все триста шестьдесят градусов. И даже больше. Оказалось, иметь обзор больше, чем триста шестьдесят градусов – возможно. Геометрия тут была совсем ни при чем. Малярийкин непривычно завертел головой, привыкая к новому положению и запоминая ракурсы каждого монитора. Оказалось, система была простой и понятной. В промежуточные и дополнительные экраны Малярийкин видел не только окружающую танк общую панораму, но и линии обоих бортов, обе надгусеничные полки, катки траков, переднюю кромку корпуса, полный обзор крышки корпуса, край кормы, вид на башню сзади и даже корытообразное днище (вид от траков в обе стороны). С таким роскошеством Малярийкин мог видеть любой угол движения танка и мог объезжать на дороге спичечные коробки или даже муравьев.

Корпус двигался с ощущением собственной мощи, неторопливо. Никакой форсаж ему и близко не грозил, но танкист почти физически ощущал, как напрягается под ним бетонный пол, как тяжек вес стотонной бронированной машины, как велик объем корпуса и нагрузка на движок. Выехав на пятачок перед ангаром, «Мамонт» развернулся на месте. Легко, словно балерина.

– Однако, красавец, – восторженно заявил Малярийкин.

Но Байбулатов опять только промолчал.

Первые учебные бои Малярийкина показали, что поговорка «мастерство не пропьешь» работает. «Хотя, – подумал Маляр, – это, конечно, зависит от того, как пить». Тренировки проходили в той же «предзоне». Отличие от «настоящего» игрового боя топов высшей лиги «КТО» заключалось в том, что тренировочные локации (если их можно было так назвать) были микроскопическими, танков по ним шныряло – без ограничения числа, без ограничения квалификации, но главное: стреляли здесь не реальными зарядами, способными причинить вред живому противнику или его танку, а лазерными имитаторами. Стоило системе наводки поймать в прицел вражескую машину и зафиксировать нажатие на гашетку, как компьютер обоих игроков фиксировал попадание. «Засвеченная» машинка, соответственно, выбывала.

Впрочем, без сюрпризов не обошлось даже здесь.

Едва «Мамонт» выехал на арену тренировочного полигона, как противники замерли, слегка шокированные тем, что обладатель такого стального