И она воздевала вверх указательный палец, словно мудрый Аристотель перед древнемакедонским молодняком. Правда, в отличие от ситуации с Аристотелем, палец у Лены был длинный, ровный, красивый и с накладным ногтем, на котором тончайшей линией был выведен какой-то восточный иероглиф (вероятно, грязное китайское ругательство). Все это портило эффект нравоучения. Кроме того, Малярийкин сразу представил себе, как Элена кладет этот палец себе в рот. Зрелище ого-го!

– «Васп» – далеко не ноль, – блеснул эрудицией автомех, отгоняя грязные фантазии. – Это скорее полноценная, добротная единица. Спасибо вам за хороший старт!

– Это я вам, Петр, скажу «спасибо» за хороший старт. Если не сдохнете в этом корпусе в первый день, – отвечала Элена. – А насчет полноценной и добротной – это вы погорячились. Это же «Васп». Пусть третий, сильно прокачанный, но все же «Васп». – И она поморщилась, словно произнесла слово «мерзость».

– Значит, спасибо за возможность хорошего старта, – промямлил Маляр.

– Не сглазьте, дурачок, – рассмеялась Лена. – Все, давайте!

Познакомив Малярийкина со штатным вербовщиком полигона Ливан, Элена вскоре упорхнула. То ли на интервью, то ли на званый завтрак – чем заняты рано утром телевизионные дивы, Малярийкин не знал. Впрочем, по убедительной просьбе Элены Прекрасной вербовщик обязался ввести Малярийкина в курс дела. И выделить все имевшееся свободное время. Безусловно, это были «особые» условия для старта новичка в Скайбоксе. Сколько это стоило, Малярийкин предпочитал не задумываться. Денег у него не хватило бы при любом раскладе. «Муравейку» он продал. Часть оставшихся денег все-таки спрятал в депозитарий. Вместе с оружием и кое-какими личными вещами. В качестве жилища Элена предоставила ему собственную «тайную» квартиру. Сама она проживала в особняке в Скайбоксе и, комментируя переезд Малярийкина в ее секретную недвижимость, недвусмысленно заявила: «Вы, Петр, меня совсем не стесните. Ведь я буду жить отдельно. Не переживайте!»

Откровенно признаваясь, Петр не переживал бы, даже если бы Лена стала жить вместе с ним и спать в одной койке. Наоборот, переживать в этом случае следовало ей.

Все шибко смущало Малярийкина по совершенно другой причине.

Мертвые Ника и Калмыш не являлись к нему во снах. Но думал он о них постоянно. Анализируя поворот судьбы, который провел его от распахнутых ворот «наш-ангара» с двумя трупами самых близких людей к ангару на полигоне Ливан, Малярийкин сначала недоумевал. Потом бесился. Потом снова недоумевал. Наконец, проведя значительное время в тягостных размышлениях, он все же согласился, что путь, который предложила Елена, являлся единственной альтернативой скоропостижной смерти от рук охраны Шапронова или чехов. И мстить Шапронову следовало именно так.

Большую роль в принятии решения сыграло одиночество Малярийкина. После смерти Калмыша Лена казалась единственным человеком, с которым можно было… да хотя бы просто обсудить собственные переживания и мысли. Кроме того – давила ее внешность. Малярийкин откровенничал с Калмышевым. Никой – любовался. А вот с Леной можно было совмещать и то и другое. Дружить и хотеть. Как бы так.

Тайная квартира Элены была достойна Моссада и ФСБ. Была оборудована в лучших традициях старых добрых шпионских разборок прошлого века. В квартире, в спальне возле кровати – большой и двухместной, как положено койке женской обители (а может, даже четырехместной, если в рядок и поперек), стояла тумба с плоским компьютерным блоком. Блок украшали два монитора и рычажки. Вокруг квартиры, на лестничной площадке, в подъезде, на выходе, а также в арке и при въезде во двор таились видеокамеры. Таким образом, счастливый и хитрозашкеренный обитатель тайного жилища Лены мог контролировать все происходившее вокруг. Все подступы и все очкуры. Всех, кто приезжает, уезжает, приходит и уходит. Изображение со «спального» блока безопасности можно было просматривать с ручных электронных часов или с телефона при подходе к дому. И при тревожных симптомах – во двор или в подъезд не входить. Кроме того, изображение могло сохраняться в памяти блока почти три месяца (квартал). Это значило, что видеозапись можно просматривать ретроспективно. Допустим, в воскресенье за всю неделю. На перемотке.

Зачем теледиве потребовалось все это шпионское великолепие, Малярийкин мог только удивляться. Выходит, такая у нее жизнь. Но Малярийкину все это подходило. Приближаясь к дому, он мог быть уверен хотя бы в том, что его не ждут возле двери отправленные Шапроновым бандюки.

Нанятый Эленой на полигоне «Ливан» вербовщик, седой ветеран, а теперь по совместительству наставник Малярийкина- танкиста, представился Тимуром Ивановичем Байбулатовым. Невысокого роста, крепкий, скромный, спортивный и молчаливый, с уверенным взглядом и татарской национальностью, Байбулатов производил хорошее впечатление. Очень добротное и надежное. Как киянка. Чуть позже Малярийкин выяснил, что этому впечатлению Байбулатов соответствовал вполне.

– Последние два года все желторотые сыкуны вроде тебя пытаются трахнуть чемпионов «КТО», выезжая в поле на картонном дерьме, – доступно пояснил Байбулатов, после того как Лена исчезла за воротами полигона, – юным игрокам выдают стандартные корпуса и дешевое штатное вооружение. Одинаковое – всем. Бесплатно. Видать, так удобней дохнуть. Но ты-то у нас буржуй, а? В первый бой покатишь, словно под венец, – на третьем «Васпе»!

Байбулатов был прав. Насколько знал Малярийкин, знойную машинку «для нуба» Лена не купила, а скорее арендовала. Так, бесплатно. Предварительные игры премьер-лиги организовывались в Скайбоксе некими спонсорами из ВТЭК. Спонсоры предоставляли нубам в основном халявные