Маляр протер глаза, потом бросил взгляд на часы.

– А че случилось? Че рано-то так? – После бессонной ночи и короткого утреннего сна голова словно плыла. И все же привычки, наработанные еще в «наш-ангаре» в неудачные голодные годы, оставались сильными. Без всякого участия головы руки сами потянулись к «бутеру» и быстренько транспортировали кусок в рот.

Байбулатов почесал маковку. Обеими освободившимися после передачи какао руками.

– А, ну да, информация! – злорадно воскликнул он. – Значит, докладываю. Ночью примчалась Лена. Велела поставить тебе новое орудие. Мои реммехи возились, пока ты дрых. Пушка – прокачанный до второй модификации «Смоки». Это средний калибр. Как раз для нубов вроде тебя. От учебки отличается мало. Дешевая модель, простая, как сапог. Отлично подходит для шустрых корпусов, вроде первого «Васпа». Лавируй с ней, шмаляй, уносись. Высокая кучность при стрельбе. Хорошая скорострельность. Пробивная способность небольшая, достойный урон можно нанести на близкой и средней дистанции. Если вздумаешь жечь лобовую броню в корпусах высокого уровня – только в упор. То есть проще самому застрелиться. Уяснил?

– Уяснил… в смысле, так точно, товарищ старший старшина! Все, я пошел! – Малярийкин запихал в рот остатки бутерброда, плеснул в рот какао-кипяток (судя по вкусу имевший такое же отношение к какао, как мухомор к жульену), обжег язык, матюгнулся, сбегал отлил, умылся, натянул штаны и прочие причиндалы. Вылетел на полигон. Возле внешней стены АБП, то есть там же, где вчера бросили, высился блестящим верблюжьим горбом его вчерашний, уже обожаемый, танк.

Малярийкин еще подумал, что это просто прелестно – начать убивать людей на рассвете. Особенно в первый раз. Маляр стоял перед танком, танк перед ним, а солнце – солнце поднималось за танком, освещая грани стальной машины нежными розовыми лучами, делая обращенную к Малярийкину сторону смертоносного аппарата почти невидимой и темной, но контур танка ярким и выразительным. Особенно – на фоне светлого-пресветлого неба, на котором уже отгуляли звезды с луной, но еще не встало царствовать солнце. Первые мягкие лапки дневного светила ласково ложились на броню, прыгали бликами и звездочками по тусклой поверхности металлического гиганта. Красотень!

Малярийкин сплюнул. Этакое чудное солнышко и погода, по личному, его, Маляра, невысказанному мнению, не соответствовали предстоящей кровавой оказии с танкистами-гладиаторами. С этой стороны и ракурса «Васп» действительно походил на верблюжий горб. Если не видеть орудийный ствол. С ним… с ним контур «Васпа» напоминал нечто другое. Не розовое. Более матерное. В любом случае, боевая бронированная машина на рассвете выглядела интересно. Наверное – как всё на рассвете. Кроме, разумеется, трупа. Трупа танктиста, например.

Отбросив пессимистический настрой, Малярийкин быстро залез внутрь корпуса, оплел себя ремнями, активировал электронные боевые системы и принялся ждать.

Насколько помнил Маляр по армейке, танки и вообще тяжелую бронетехнику вроде САУ у них в дивизионной артиллерии называли «сундуками».

– прошептал себе под нос старую армейскую прибаутку Малярийкин.

В следующее мгновение в динамиках прозвучал сигнал к бою. Двадцать «сундуков» рванули с места мгновенно. Но хаотично. Как показалось Малярийкину (и было, к слову, на самом деле), нубы из его группы рванули на форсаже в разные стороны, просто чтобы не стоять на месте. Ни тактики ни какого-то сложного и заранее продуманного рисунка боя здесь не следовало искать. Если бы в группе были опытные бойцы – возможно. За линией хаотичных передвижений и рывков могла скрываться более сложная тактика, чем «кричи и беги». Но с нубами – никак нет.

Воздух разрезал огонь! «Эх, красиво», – подумал Малярийкин. Яркие вспышки. Грозное уханье. Малярийкин вопреки совету старого Байбулатова гермошлем не надел. Ну еще бы – начитался перед боем советов и инструкций. Вместо гермошлема на его башке красовались объемные специализированные наушники. Они и от ударной волны могли перепонки защитить и от громких звуков изолировали. Разрывы снарядов и их заунывный вой Малярийкин ощущал лишь как незначительный (но здорово раздражающий) глухой шум.

Как и траектории движения боевых машин, судорожные залпы башенных орудий, похожие по систематичности и упорядоченности скорее на чихание туберкулезника, чем на артиллерийскую стрельбу, выпинывали в небо снаряды наобум. Наспех, без дела, в «молоко». Будто начинающим игрокам было не жалко боезапаса. Будто начинающим игрокам было не страшно открыто, в столь ограниченной по масштабам локации такими выстрелами обозначать себя.

Но Малярийкин провел с Байбулатовым достаточно много времени вчера, чтобы знать – все именно так. Нубы не боятся обозначаться, и им не жалко боезапаса. Ведь по статистике большинство из них даже из группы не выйдет и умрет или обгорит в первом же бою. К чему тогда экономить? Пали, сука. Пали!

– Ну, правильно, че снаряды жалеть? Все равно они казенные. Да и дохнуть скоро, да? – обронил Малярийкин себе под нос. Его левая ладонь нервно подрагивала на пульте управления, а правая – теребила один из рычагов, словно сиську любимой девки. Эх, Ника, Ника, где ты сейчас? А впрочем, молиться в такой ситуации следует Элене. Прекрасной. Вот было бы прекрасно вылезти из этого суматошного компота живым и невредимым. С ногами-руками. «Да брось, Петя! – попрекнул себя Малярийкин. – Хотя бы живым».

– Значит, смотри, – наставлял перед дракой Байбулатов. – На организацию боя каждый из участников будет иметь ограниченное время. Не в смысле, что время боя ограничено, а просто в силу особенностей игры, локации и отсутствия командного деления. Локация у вас довольно открытая. Команд и