— Хочу вас обрадовать. Будете лечиться в лучшей клинике России, под моим постоянным присмотром. А теперь…
Два дюжих санитара подошли к Саламатину и взяли его за руки.
— Постойте! — понимая, что его сейчас уведут, крикнул Артур.
Санитары хотели было поднять буйного со стула и вытащить прочь, невзирая на крики, но Могильцов остановил их.
— Подождите, подождите. Так с людьми обращаться нельзя. Артур, вы хотели что–то сказать?
— Только один вопрос, доктор. Откуда вы меня знаете?
— О, в этом нет ничего удивительного. Мне рассказал…
— Молчите, я угадаю. Пётр Кипарисов?
— Именно так.
— Спасибо, доктор.
Артура увели.
Через полчаса он уже сидел в быстро едущей по улицам Москвы газели. За рулём насвистывал незатейливую песенку шофёр; спереди и сзади от Саламатина сидело по санитару; а где–то впереди ехал на своём кабриолете Могильцов.
Артур сидел, понурив голову. Чёрная, тяжёлая волна уныния накрыла его. Всё пошло прахом — государство, которое Саламатин едва не боготворил, обратилось против него. Доблестные воины спецслужб, хранители великой Федерации, обернулись жестокими и неумолимыми карателями, связывающими защитника родины и бросающими его в психушку; верный помощник, патриот Пётр Кипарисов оказался предателем, что пытался втереться спасителю страны в доверие, а сам состоял в сговоре с не то белорусским агентом, не то просто подлецом Могильцовым; а
И крамольная мысль закрадывалась Саламатину в голову: всё было пустышкой. Обманом. Неправы были книжки про путешественников через эпохи; неправ был и он сам.
Но был ещё Юрий. Юрий–то явно верил Артуру! Этот человек не стал бы сдавать его в психушку; и мысль о нём вселяла в Саламатина хоть какую–то надежду.
Глава 6
…Быстро проехала машина Москву и понеслась по широкому шоссе на север, туда, где за чёрными лесами серой лентой извивалась Волга, ютилась в её долине белая Тверь, возвышались среди болот розовые стены Новгорода и над дышащим туманами морем сверкали серебром крыши Петербурга.
Миновали Волоколамск; потом проехали Лотошино. Дальше дорога шла через обширные, глухие леса севера Подмосковья. За окнами мелькали золотые берёзы и чёрные ели; кое–где шарились по полянам дачники в поисках опят да поздней ягоды. Проезжали по грунту через чащобу крестьяне на тракторах — везли сено, что скосили по заливным лугам у Шоши и Руссы; а то порой появлялся у дороги олень, задумчиво глядел куда–то вдаль и, шурша сухими папоротниками, снова уходил под жёлто–зелёные кроны.
Но вот, наконец, «Скорая» выехала из леса на широкое поле, а, миновав его, очутилась в Микулине.
В древнем селении, былой столице наименьшего из русских княжеств, жизнь шла своим чередом. За садовыми оградами качались на ветру подсолнухи; у выходящих на шоссе калиток сидели старушки с корзинами, полными яблок; во дворах по случаю субботнего дня
По узкому мосту машина переехала через глубокую, сонную реку; следом миновала земляные валы, остатки средневековой крепости, над которыми возвышался одинокий древний собор, и остановилась перед высоким забором психбольницы.
Микулинская спецлечебница, одно из лучших психиатрических учреждений страны, располагалась в бывшей усадьбе — большом старинном здании с колоннадой и широкими полукруглыми окнами. Вокруг него раскинулся обширный парк с тёмными липовыми аллеями, что спускался к самой реке.
…Артура вывели из кареты «Скорой помощи». Во дворе лечебницы уже стоял синий кабриолет доктора Могильцова — ещё одна служебная машина учреждения.
Сам Могильцов поджидал тут же, неподалёку; завидев Артура, он приветствовал его радостной улыбкой, как доброго знакомого.
— Рад, очень рад приветствовать вас! Надеюсь, вам у нас понравится.
Доктор и санитары провели Артура в приёмный покой. Надо сказать, организована лечебница действительно была прекрасно — по крайней мере, ни о каких смирительных рубашках не было и речи, в приёмной царили чистота и порядок, а врачи вели себя подчёркнуто вежливо.
Вместо того, чтобы
Артура осмотрели, тщательно записали все симптомы, накормили ужином и поместили на ночь в бокс — маленькую комнатку без окон и со стенами,
