Идя рядом с раввином, Джон чувствовал, как его шаги становятся все легче и легче. Молодой, вдохновенный голос звучал глухо через респиратор противогаза, но слова были чисты и прозрачны, как свежая вода. Было видно, как глаза Самуэля смеются под стеклами, пока он говорит.

– Так что же ты сделал, будучи учителем? Ты применил Цимцум. В присутствии твоей мысли места для мысли ученика не остается. Преодолев самого себя, уйдя в тень, ты отдал всего себя. Точно так же Творец удаляет свой бесконечный свет, чтобы уступить место созданию. Он делает это ради нас, ради своих созданий. И именно эта пустота, именно Его отсутствие свидетельствуют о Его присутствии, и для Него свет остается таким же ярким, как и прежде. Конечно, отношения между учителем и учеником отличаются от отношений между Богом и его созданиями. У учителя есть его ученик, в то время как у Бога изначально нет ничего. Сперва он должен создать своего ученика. Будучи учителем, ты даешь свои знания. Творец же дает свою сущность. Поэтому, когда ты чувствуешь себя брошенным посреди мрака, вынужденным принимать трудные решения и сталкиваться с ужасающими препятствиями, когда ты чувствуешь отчаяние и одиночество, думай о своей жизни и обо всем окружающем тебя мире как о притче – и не более того. В этой притче есть Бог. И его присутствие сильнее всего проявляется именно в самых темных углах. В Цимцуме.

– Это и есть Цимцум? Бог, создающий в самом себе пустоту, чтобы освободить место для создания?

– В целом, да. Самый цимес. Хотя какой цимес после наступления Мрака.

– Вы называете это Мраком?

– А вы как?

– В Новом Ватикане это называли Страданием. Швейцарские гвардейцы называли его FUBARD – день, когда всему пришел полный…

Внутри сознания Дэниэлса послышался смех Алессии, словно звон золотых монет в хрустальной чаше.

– Тебе смешно?

– Очень.

– Рад за тебя. Где ты была все это время?

– Здесь, рядом с тобой.

– Я тебя не замечал.

– Ты все время на чем-то сосредоточен. Тебе стоит больше заботиться о том, что есть, а не о том, что случится потом.

– Кажется, я не понимаю тебя.

– Ты видишь воду, но не видишь реку.

– Какую реку? – спросил Дэниэлс. Но смех Алессии растаял. Как будто он всего лишь приснился ему.

– Какую реку? – переспросил Вагант. Джон пришел в себя.

– Я думал вслух.

– Здесь нет рек. Те, что были когда-то, давно забраны в трубы и теперь текут под землей.

– И кто знает, быть может, они уже снова стали чистыми.

– Вот именно – кто? И я бы еще добавил: кому до этого есть дело? Постарайся сосредоточиться, священник. Мы вступаем на вражескую территорию.

– Откуда ты знаешь?

Вагант направил электрический фонарик в глубину туннеля и показал пальцем на предельно недвусмысленный знак. Перед ними стоял вырванный с корнем турникет, на одну из осей которого надели череп. В череп вбили дюжину проржавевших гвоздей, составлявших ужасающий, богохульный нимб.

Под этим предупредительным знаком висела надпись на итальянском, гласившая:

Под ней располагался ряд китайских иероглифов, которые ни один из присутствующих не мог прочесть.

Крисмани покинул голову колонны и подошел к ним.

– Плохо дело, – прошептал он. – Я не знал, что они успели распространить свою сферу влияния до станции Пагано.

– Распространить свою сферу влияния? Кто?

– Лос Чинос. Похоже, у нас неприятности. Серьезные неприятности.