состояла всего из одного человека, но его назначение, по мнению кардинала, заслуживало того, чтобы быть отпразднованным.
Ужин не представлял собой ничего особенного, пока Альбани, светясь детской улыбкой, не достал из шкафа бутылку и две рюмки.
– Вы непременно должны это попробовать, – сказал он, показывая Джону бутылку. Дэниэлс посмотрел на этикетку.
На полупрозрачной этикетке была изображена груша. Создавалась иллюзия, что она находится внутри бутылки.
– На фриульском[13]pirus значит «груша», – объяснил ему кардинал. – Семья Нонино производила граппу во Фриулии. А эта граппа сделана из груши сорта Уиллиамс. Ценнейший продукт, лимитированное производство. Отведайте, прошу вас.
Джон поднес рюмку ко рту.
Аромат напитка был изумителен. Закрыв глаза, можно было представить, что мир не изменился, что такие драгоценные вещи, как свежие фрукты и запах цветов, вовсе не исчезали с лица Земли.
В этом напитке была поэзия.
И магия.
А теперь, сидя в этом убежище Ваганта, вспоминая тот момент, он обнаружил в нем еще кое-что. Урок, быть может, даже зародыш притчи. Воспоминание о той бутылке, в которой от груши было только изображение, больше сообщало ему о сущности фрукта, чем напиток, в котором находилась настоящая груша, но который не имел ни ее вкуса, ни ее аромата.
Улыбнувшись, он отложил эту мысль до более подходящего момента и продолжил рассказывать.
– Прибыв в Венецию, я понял, что миссия Дюрана заключалась в том, чтобы взорвать бомбу, о чем он ничего не говорил мне до самого последнего момента. В конце концов его план провалился. Ему не удалось взорвать город. А я отправился в Рим, волоча за собой бомбу на санях.
Вагант недоверчиво помотал головой.
– И ты прошел весь этот путь пешком?
– Силы, данные мне Патриархом, помогли мне в этом невыполнимом деле.
– А потом Сыны Гнева отняли у тебя бомбу. И теперь ты хочешь снова заполучить ее и продолжить свой путь в Рим. Чтобы взорвать кардинала Альбани и остальных злодеев.
– Да, – ответил Дэниэлс прямо.
Снег не шел. Открывавшийся за окном пейзаж мог бы показаться нормальным даже человеку до Страдания: снег до самого горизонта под серым небом. Но холмы в этом пейзаже на самом деле были руинами домов, а небо излучало смерть.
Дэниэлс сказал Ваганту, что ему кажется неосмотрительным находиться в пентхаусе днем. В ответ юноша пожал плечами.
– Никто из нас не вечен. А это место отлично подходит для разговора, – сказал он, распахивая дверь в свое убежище после бесконечного утомительного подъема.
Теперь он сидел молча, как будто переваривая сказанное Джоном. Судя по выражению лица, это была горькая пилюля.
– Ты тоже не очень-то нормальный. Появляешься здесь слепым, потом вдруг к тебе снова возвращается зрение… Тебя сопровождает мертвая девушка…
– Ты хочешь спросить, не являюсь ли и я одним из этих созданий? Нет. И, тем не менее, во мне есть кое-что от них. Назовем это даром. Или трансплантацией. Они взяли что-то от себя и имплантировали это мне. Давным-давно был один фильм…
– Как «Звездные войны?»
– Да. Он назывался «Чужой: Воскрешение». Не очень-то красивый фильм. Он был то ли последним, то ли предпоследним в большой серии.
– «Звездные войны» тоже были серией фильмов.
– Да, именно. В общем, в том фильме, о котором я говорю, одну женщину клонировали после ее смерти, но при этом в ее теле содержался геном инопланетного существа, так что после клонирования она имела и внешность человека, и некоторые способности инопланетянина.
– Кажется, я понял, о чем ты.
– Так кто же может утверждать, что я не мертв и что они не воссоздали меня, частично использовав свой геном? Ты знаешь, что такое геном?
Вагант кивнул.
– Иногда я чувствую себя очень странно, – пробормотал священник. – Я и сам не понимаю, каким образом я потерял и снова обрел зрение.
– Весь этот мир вообще странный, – сказал Вагант. – Знаешь, я ведь тоже помню старые времена. Карамель, велосипеды. Траву.
Дэниэлс улыбнулся.
– И я.
– Ты не скучаешь по чему-нибудь из старого мира?
– Много по чему.
– Назови что-нибудь одно.
