Иногда мать называла Великана своим Иисусом (еще одна обманка для костлявой). В детстве Большой Ребенок узнал об Иисусе все, потому что набожнее матери не было никого в мире.

Спать, спать, спать… Все время хотелось провалиться в зыбкий, уютный омут. Самое главное правило поначалу – спать не больше четырех часов в сутки. Потом, когда Великану исполнится шесть, время снов сократится вдвое. Мамуля всегда контролировала, чтобы сон не затягивал, поэтому Большой Ребенок засыпал и просыпался по часам, с точностью до секунды.

Во сне люди умирают потому, что наступает момент, когда они путают сон со смертью. Так говорила мамочка.

Дети толстых и сонных не любят. Иногда, будто стайка птиц, в мозгу назойливо вертелись мысли, что вместо молитв неплохо бы научиться, как отбиваться от жестоких детей.

Бессонница и одиночество – самый ядовитый коктейль из тех, что изобрел человек, и детям не стоит его пробовать.

Мать верила, что Большой Мальчик необыкновенный, и в конечном счете оказалась права, не так ли?

Она не рассказала про болезнь. Великан узнал, что такое летаргия, лишь спустя много лет, но не был к этому готов.

Встань и иди.

Старуха пытается выбраться из машины на ходу и получает локтем. Удар приходится в затылок. Карга затихает.

Холод усиливается. По испарине на стеклах можно рисовать пальцами.

Незачем было вынюхивать!

Стиснув зубы, Великан оглядывается. На заднем сиденье спит кое-кто еще. Иногда старуха тоже поглядывает туда с таким видом, словно сейчас сходит под себя от страха.

От сонливости и чайкиных песен в голове мутнеют глаза. Дороги не разглядеть, машину уводит в сторону. Злоба и боль. Вместо асфальта перед глазами сияние мигалок и красно-белые ленты оцепления.

Чтобы успокоиться, достаточно замедлить ход и раз десять глубоко вдохнуть-выдохнуть. Кстати, отличный способ прогнать сонливость. Этого достаточно, чтобы вести автомобиль и вспоминать.

Полиция оцепила дом, чтобы забрать всех, кого он любил…

Кинопроектор памяти проецирует изображения из прошлого. Кино, похожее на сон, затягивает.

Мамули не стало через шестнадцать лет после рождения Великана. Это случилось днем, видимо из-за августовского зноя. Она лежала на кухонном полу, очерченная узором трещин на кафеле. Платье из серой бумазеи задралось, обнажив бледные бедра, перетянутые сеткой варикозных вен.

Жить или нет, решил микроскопический кровяной сгусток в коронарной артерии.

Кто был персональным Иисусом у мамочки? Нужно было сказать: «Девица, тебе говорю: встань!..» Но слова не прозвучали.

Было страшно и одновременно хорошо. Хотелось спать. И Большой Подросток позволил себе поспать больше часа. Впервые лет за семь.

Так ощущают себя при первом сексе, когда почему-то не встает. У него не получилось. И не скоро получится.

«Великан, ложись и спи», – Бог никогда такого не скажет.

Когда жизнь так сильно меняется, Великаны позволяют себе то, о чем никогда бы не помыслили раньше.

Сон – самое сладкое из всех удовольствий. Лучше секса, аттракционов, дорогой еды и одежды. А еще – работа на птицефабрике и приятная, губительная слабость – курение.

Два, три, пять часов сна…

Где-то глубоко, словно пшеничное зерно в сочной почве, в нем дозревало умение творить чудеса. Все Иисусы умеют что-то необычное.

А потом кое-что произошло.

Великан опускает стекло, вытаскивает из куртки пачку «Мальборо». Огонек сигареты в боковом зеркале – словно красный, подмигивающий глаз. Машину озаряет сполохом. Кто-то идет на обгон.

В салоне легковушки подростки – в основном девушки, и одна из них, на переднем сиденье, полуголая. Улыбается, щупает свою грудь. Водитель, которого не разглядеть, несколько раз давит на клаксон.

Девица видит нахохлившуюся старуху и смеется, вытянув вверх средний палец. Машина растворяется вдали сигаретными точками габаритных огней.

Большой Человек дымит и думает. Чайки кричат, но табак их успокаивает. От тлеющей сигареты они всегда утихают.

На какое-то время.

Поворотный момент жизни Большого Человека – познание одиночества.

Рано или поздно каждый узнает, каково оно, абсолютное одиночество. Это не пустой дом и сны, после которых просыпаешься с липкими трусами. Не кучка осиротевших материнских библий.

Одиночество – когда сам становишься почти как Бог и умеешь воскресать. Почти… потому что проходить сквозь дерево и землю так и не научился.