Себе я взяла только воду, после сытного ужина есть совсем не хотелось, но наблюдать за ним было приятно.

Пока Тавиш уничтожал поздний перекус, мы почти не разговаривали. С ним хорошо было молчать. И вообще хорошо. Когда же он доел и приложился к моему ополовиненному уже стакану, я в отместку, не иначе, спросила:

— Зачем тебе эта Нарья?

Даже не подавился, бессовестный!

— Так сразу и не объяснишь, — против обыкновения ответил серьезно.

Стакан был с грохотом отодвинут на другой край стола. Но я не обратила внимания на неприятный звук, все оно было приковано к лицу сидящего напротив мужчины. Раньше он не обманывал меня. Надеюсь, в этом плане у нас ничего не изменилось.

— А ты попробуй. — Прозвучало даже чуть больше требовательно, чем должно бы.

Наколдованный задумчиво потер кончик носа. Необычные глаза словно дымкой подернулись.

— Понимаешь… — взвешивая каждый звук, начал он, — ты ведь знаешь, в каких условиях и в каком положении я раньше жил. Было паршиво. Тогда я и мечтать не мог, что однажды у меня будет своя женщина. Там, откуда я родом, их мало и выбирают они самых сильных мужчин, тех, которые могут весь мир бросить к их ногам.

Голос звучал тихо и печально, с какой-то особенной горчинкой. Тавиш редко бывал таким даже со мной. Наверное, поэтому вырвалось:

— Хочу тебе сказать, что со сменой реальности все остальное осталось на своих местах. — Как-то незаметно мы с ним поменялись ролями, теперь дразнила и подтрунивала я, потому что его настроение нуждалось в срочном исправлении. — Здесь женщины тоже выбирают из тех, кто богаче. Большинство, во всяком случае. Изменилось только их количество.

Тавиш послушно улыбнулся, но как-то вымученно;

— Здесь я сильнее и богаче. И могу получить любую. Почти любую. — Его голос звучал все тише и под конец превратился в хрип. — Кроме той, которую действительно хочу.

Неловко как-то говорить с ним о таком, тем более что ответить откровенностью на откровенность я не смогу. Как потом жить с ним в одном доме да и вообще в одном городе?! Ох-х-х, надеюсь, не спросит, потому что остановиться я уже не могла:

— И это не Нарья?

Неожиданно Тавиш рассмеялся, весело и искренне. Потом моргнул, пелена грусти исчезла из его глаз, а в следующий миг… я увидела только изящные бледные кисти над столом и мимолетное движение пальцами. Дыхание сперло, перед глазами рассыпались мелкие, сияющие синевой звездочки. Когда же они потухли, я нашла себя на коленях у Тавиша, заключенную в кольцо сильных рук.

— Дурочка маленькая, — пробормотал он и уткнулся мне в макушку.

— Ты научился магии?! — встрепенулась я… вернее, встрепенулась бы, если бы меня не так крепко держали.

А так только поерзала слегка, устраивая попу удобнее. На что Тавиш отреагировал тихим стоном и невнятным мычанием, но рук не разжал и дышать мне в волосы не перестал. Значит, ничего жизненно важного я ему не отдавила.

— Это тело неплохо поладило с магией, которая пришла со мной из другой реальности, — пояснила эта неугомонная по части сюрпризов личность. — Вот, проверяю потихоньку, что мы тут можем. Собственно, поэтому наше путешествие на остров каторжников так отложилось — я учился строить порталы.

Прижавшись к его груди, я прикрыла глаза и позволила себе на минутку расслабиться. Возвращаться к задушевным разговорам не хотелось, так и до потери самого близкого друга договориться можно. Нет, уж лучше мы о магии.

— Успешно?

— Угу. — Показалось, или по волосам скользнули губы?! — Завтра утром отправляемся.

Но эта, несомненно, стоившая внимания новость была пропущена мимо ушей из-за беспардонных действий одного мага.

— Тавиш, ты что творишь?! — вся дрожа, пискнула я.

— Хочу запомнить твой запах, — с поразительной откровенностью, которую я уже начинала тихо ненавидеть, признался он.

Сердце сбилось с ритма и загрохотало как сумасшедшее.

— А… зачем?

Над головой шумно вздохнули. Но уже не так близко, хотя все равно горячо. До мурашек и тихого мурлыканья где-то внутри.

Уютное кольцо разжалось, выпуская меня на такую нежеланную свободу.

— Иди спать, Михаэлла, — скомандовал Дивальд, спихивая меня с колен, и сам тоже поднялся. — Завтра вставать в несусветную рань.