Князь слушал в молчании, не перебивая. Лишь раз по его знаку примчался всё тот же служка, принёс на подносе два кубка и глиняный кувшин лёгкого ароматного вина. Пилось оно легко, словно вода.
– Как её звали?
– Морриган, княже.
– Морриган… не нашенское имя. Западное.
– Именно, княже.
– И… как она умерла? В деталях рассказывай, мастер, ничего не упускай! Ты за меня мою работу сделал, за дочь отомстил – я знать должен, как оно всё было!
Мастер рассказывал. Князь слушал, подперев здоровенным кулаком подбородок.
– Медленно умирала, значит? Мучилась?
– Медленно, княже. Очень. И мучилась. Выла так, что я чуть не оглох.
Князь слабо улыбнулся.
– Вот Еленка бы не одобрила. Дескать, мёртвых не воротишь, а убийцу лютого, лиходея проклятого, душегуба кровавого мучить-терзать – таким же, как он, становиться. Всё правильно говорила. Редко у нас кого на шибеницу посылали, только когда вече всё приговорит, и золотые пояса наособицу приговорят, и купечество, и дружина… И соглашался я, дескать, негоже лютовать, дыба там, калёное железо… Казнишь кого – казни быстро. Не как при дедах-прадедах…
Мастер молча внимал.
– А сейчас я радуюсь, охотник. Веришь ли – не просто тому, что убийца дочери больше землю эту не топчет, воздух дыханием смрадным своим не поганит – но тому, что мучилась она, упырица эта проклятая. Морриган. Об одном жалею – что не от моей руки.
– На то мы есть, княже, – осторожно вставил мастер. – Не в обиду тебе будь сказано, но, отправься ты сам за дочерь любимую мстить…
– Знаю, – поморщился князь. – Схарчили бы меня упыри и косточек даже не оставили. А ты не одну даже, четверых взял!
Мастер скромно потупился, разводя руками – да, вот такие мы, мол.
– Награду тебе я увеличу. Троекратно. И не спорь! Я про тебя тоже многое ведаю, охотник. Знаю, сколько тебе за снадобья отдавать приходится. Знаю, сколько ингредиенты стоят. Так что бери и не кочевряжься, понял? Бери, ибо такова моя княжья воля, покуда я во Предславле хозяин!
– Кочевряжиться не буду, – поклонился мастер. – Но спасибо скажу. Не мастак я высокие слова говорить, а сейчас… спасибо тебе, княже. От тех, кому твоё золото эликсир нужный купит, благодаря чему я в нужном месте окажусь и в нужное время.
– Ладно славословить-то, – проворчал князь. – Клыки эти я у себя оставлю, коль ты не против.
– Не против, княже. Только держи их под крепким замком.
– Не учи учёного, – фыркнул князь. Поднялся с колен. – А теперь пошли. Отобедаешь за княжьим столом. И подумай, пока у старика Торфинна в постояльцах, – чем я ещё вашему цеху помочь смогу? Может, школу открыть, дабы такие, как ты, молодых бы учили, смену готовили?
– Княже… нельзя это так, в открытую. На упырей охотиться – то и призвание, и судьба, и… проклятие, наверное. Не купцам приказчиков выбираем, не прогневайся.
– Не прогневаюсь, – тяжело вздохнул тот. – Скажи мне только, мастер, где это было? Место какое?
Мастер помолчал.
– Тела забрать хочешь, княже?
– Хочу, – скрипнул тот зубами. – Спалить и прах развеять. Место очистить. Еленке на могилку прийти, честно поклониться…
Он подозрительно быстро отвернулся.
– Так что давай-ка, напиши мне вот прямо сейчас во всех подробностях, где эта падаль валяется.
Мастер повиновался. Князь следил, как из-под пера ползли не шибко ровные строчки.
– На гнилогорском тракте, значит… Скалу ту знаю, Гномий Палец она у нас зовётся. Что ж, как отобедаем, велю коней седлать – они-то поживее твоих варанов до места доберутся.
Князь ещё раз окинул взглядом написанное, спрятал грамотку. Ткнул мозолистым пальцем мастеру в грудь:
– А как надумаешь осесть где, так помни, охотник, для тебя во Предславле всегда место найдётся. И во граде, и у меня. А не доживу – Мстислав, мой старший, управит. Очень он сестру младшую любил…
– Благодарствую, княже. Да только не пришёл мне ещё срок.
– Знаю. Идём, охотник. Княгиня ждёт. И дети мои остальные. И стол накрытый. Идём, помянём княжну Елену, как положено, зная, что убийца её свой конец встретила…
– Во Братину? – Мастер голубиной почты глядел на старшего охотника.
– Туда. Спешное. – На старый коричневый прилавок из настоящего дуба легло короткое послание.