– Пусть. Так что?

Анри разжал пальцы, и мы вместе повернулись к картине, на которой был изображен замок и обманчиво-спокойное море, придавленное свинцовым пологом туч.

– Не все в Лиге рады твоему приезду. И не все готовы с этим мириться.

Это я уже поняла.

– Вы сейчас о графине д’Ортен?

– С чего ты взяла, что Евгения имеет отношение к мааджари?

– А разве нет?

Мы могли играть в вопросы еще очень долго, но он неожиданно ответил:

– Не только она. Многие в Совете считают, что некромагия опасна. И что угрозы от твоего появления больше, чем преимуществ.

Не так уж они и ошибаются. Зато теперь я точно знаю два имени, которые можно назвать лорду Фраю. Мадемуазель Мерсетт и мадам Венуа.

– Особенно в сочетании с золотой мглой.

– То есть вы хотите сказать, что не рады именно нашему браку?

Анри хмыкнул.

– Вы что, отказались меня представлять? Думаете, я не сумею постоять за себя?

– Тереза, его окружение – сборище сильных магов, зацикленных на идее нового мира. Когда окажешься среди них, пути назад уже не будет.

– Я не боюсь.

Почти. Разве что самую капельку.

– А зря. Я боюсь. За тебя.

Я готовилась услышать все что угодно, только не это. Стало как-то подозрительно дурно, на сей раз уже мне самой. Мы стояли так близко, что наши пальцы соприкасались. Мысли на задворках разума не то устроили иньфайскую народную борьбу, не то задорно плясали кантрель. Собрать из творящейся в голове каши что-то мало-мальски осмысленное не представлялось возможным.

– Вы – что?.. – собственный голос звучал подозрительно тихо. Вспомнился обед с герцогом и напряженная обстановка. Слова Эльгера о том, что он уже не надеялся меня увидеть. Взгляд скользил по кабинету, отмечая, казалось бы, совсем незначительные детали: перевязанные тонкими шнурами занавеси, небольшие – по сравнению с рамами в Мортенхэйме – окна. Картина, за которой вполне мог оказаться тайник, и стеллажи с книгами, под которыми может быть спрятан рычаг. Письменный стол из орехового дерева и массивные тяжелые стулья. Напольные часы.

– Леди Илэйн прислала приглашение на зимний бал. Поедем?

Анри так и не повернулся, поэтому его глаз я видеть не могла. Зато могла видеть профиль, который хотелось повторить пальцами – от кромки волос и золотисто-пшеничных бровей до контуров губ. Собрать воедино всю нежность, которая заперта в сердце, и отдать ему.

Зимний бал. Гордость Илэйн Биго.

Несказанные слова, которые я частенько прокручивала в голове, но так и не заставила себя перенести их на бумагу. Сама просила не писать, пока не вернусь из путешествий и не устроюсь на новом месте. Вот только при мысли о том, что где-то здесь лежит листок, исписанный безукоризненным почерком матушки, перед глазами потемнело, а сердце подскочило до горла.

– Поедем, – этот голос принадлежал не мне, слишком он был дребезжащим. Как графин в подставке на расшатанном столике в детской, вокруг которого бегают сорванцы.

– Замечательно. – Теперь Анри смотрел на меня, и выносить этот взгляд становилось совершенно невозможно. – Я искренне надеюсь, что вы передумали рисовать мне усы, потому что есть занятия поважнее. В частности, хочу немного рассказать вам про Эльгера и о том, как с ним себя вести.

Я сдавленно фыркнула и закрыла рот рукой.

Прислушалась к себе – к нему – к нам. Сердце билось ровно и гулко, никакой больше тоски, выгнавшей меня из постели. Но…

Кажется, все стало еще сложнее.

Экипаж спустился в долину реки Лавуа, и сразу стало ощутимо прохладнее. Я не переставала удивляться, насколько разные земли здесь, в графстве мужа. От виноградников и кружевных скатертей аламьены до моря и кипящих под скалами волн. От маленьких деревень до старинных, окруженных защитными стенами городов. От просторных полей до таких вот низин, запертых посреди поросших деревьями высоких холмов. А между ними бежит, вьется юркой змеей прозрачная, как слеза, широкая лента реки. В Энгерии тоже много красоты, но пейзажи в предместьях Мортенхэйма достаточно однообразные. Здесь я временами терялась, забывала, что нахожусь в одной и той же стране.

– Нравится? – звенящий металлом тон Эльгера живенько отрезвил.

– Очень.

Вероник, сидевшая напротив нас, бросила на меня уничтожающий взгляд: как же, не добавила приставку «ваша светлость», но ничего не сказала. Всю