частили настолько, что пробраться сквозь них могла разве что очень худенькая девочка не старше лет пяти. Выцветшие бледно-желтые стены из крупного камня посреди этого буйства цвета и жизни производили удручающее впечатление. Почему приюты для детей чаще всего напоминают тюрьмы, даже если расположены в таких живописных местах?

Видимо, вопрос отразился у меня на лице.

– Детям, лишившимся средств к существованию, крова и родителей, лучше с ранних лет привыкать к смирению и добродетели.

«А заодно к тому, что жизнь – боль», – подумала я. Надеюсь, де ла Мер мысли читать не умеет.

– Что насчет маленьких радостей? – поинтересовалась я.

Герцог приподнял брови.

– Они же дети. Когда еще позволять себе маленькие радости, если не сейчас?

– Дети чувствуют слабину тоньше, чем взрослые. Маленькие радости в качестве попустительства потом приводят к большим проблемам.

А их отсутствие к тому, что вырастают такие, как Эрик.

– Большие проблемы возникают там, где детей не любят.

Глаза Эльгера сверкнули. Он смотрел на меня сверху вниз со всевозрастающим интересом: у него это отлично получалось. Из того, что я успела в нем углядеть, – при крохотной свите и желании показать величайшее расположение к людям во многих он видел таракашек, посягнувших на праздничный торт его жизни. Почти наверняка даже не все это замечали – сила молвы шагает впереди него семимильными шагами. С народными песнями, плясками и всяческими восхвалениями. А вот те, кто пытался ему возражать, вызывали по меньшей мере исследовательское любопытство.

– Я наслышан о вашей дерзости, леди Тереза.

А вот и первая булавочка от Евгении.

– Полагаю, от графини д’Ортен, которая делала все, чтобы заставить меня почувствовать себя лишней?

Маленькая месть, а приятно: Эльгер нахмурился.

– Рад, что ей это не удалось.

– Так же, как и я.

Дальнейший путь мы проделали в молчании, и очень скоро свернули на дорогу, ведущую к Равьенн. Пыль из-под копыт летела во все стороны, поэтому де ла Мер задернул шторку. Я высунулась в окно, рискуя получить камешком в лоб. Увидела, как седой горбатый привратник с длинным носом, напоминающим орлиный клюв, отпирает ворота. Четверка лошадей пронеслась мимо него, окутав старика серо-коричневым облаком.

К слову, о народных песнях – навстречу нам уже спешила невысокая мадам примерно одинаковой величины в рост и в ширину. Проще будет сказать, катилась, в бледно-желтом наряде она напоминала выцветший мяч. На почтительном отдалении за ней следовали еще две особы, уже повыше. Неприметные, затянутые в строгие платья цвета неба под тонкой пеленой облаков, с прическами, какие раньше любила я.

Стоило экипажу остановиться, Вероник распахнула дверцу и первой шагнула во двор. Улыбки благодетельных патронесс под ее очами несколько померкли.

Но расцвели снова, когда Симон последовал за ней. Он подал мне руку, помогая выйти, и почтенные дамы как по команде воззрились на меня. Самая высокая из них казалась не моложе пятидесяти. С поджатыми губами и суровым жестоким лицом, несмотря на благое дело, служению которому решила посвятить жизнь. Характер мадам Мячик отпечатался в уголках ее губ, загнутых книзу, возраст собирался на пухлом лице морщинками. А вот третья женщина казалась совсем молодой, с мягким, немного неуверенным взглядом.

– Добро пожаловать, ваша светлость! Очень рада, что вам все-таки удалось к нам добраться. – Круглолицая особа присела в реверансе, другие повторили.

– Доброго дня. Взаимно очень рад новой встрече, – его светлость снизошел до поцелуя пухлой руки, и круглые щеки пошли пятнами от волнения. – Мадам Жозефин Арзе, директор Равьенн, – мадам Мячик оказалась среди них главной, – мадам Горинье, старшая воспитательница. Мадемуазель Риа ее помощница, преподает девушкам энгерийский.

Пока Симон их представлял, резкий жесткий голос перебивало только журчание фонтана с выгнутой рыбиной посередине. Она, то есть рыбина, исторгала воду, которая разлеталась над ней и падала вниз с мягким плеском.

– Моя спутница, леди Тереза Феро, графиня де Ларне.

Встречающие снова присели в реверансах, на меня скопом высыпались приветствия, немного более сухие, чем на герцога. Сквозь них откуда-то со стороны видневшегося между домами сада донеслись восторженные голоса и заливистый детский смех. Эльгер поморщился, директриса побледнела и метнула на старшую воспитательницу такой взгляд, словно та только что разделась донага и уселась во дворе в непристойной позе.

– Прошу прощения, ваша светлость… – пробормотала мадам Арзе, – сегодня свободный день, а младшие девочки поручены новой воспитательнице.

– Буду премного обязан, если новые сотрудники станут неукоснительно соблюдать принятые здесь правила.

Теперь уже поморщилась я, особенно когда прямая как палка Горинье решительным шагом устремилась в сторону сада, а директриса принялась