– Считаешь, что кремлёвский князь умнее тех самых из древности?

– Думаю, да. Должна же история хоть чему-то нас научить! В противном случае, всё закончится плачевно.

– Но ведь Русь выстояла, выстоит и сейчас.

Я грустно произнёс:

– Этот враг другой. Он будет уничтожать. Многие великие народы погибли когда-то. Русь тоже погибнет, если мы не объединимся. Отец нашёл в себе силы признать главенство Кремля. Если это сделают и другие, тогда мы выстоим. Если нет… знаешь, мне не хочется об этом думать. Тогда получится, что всё было зря. Можно не дёргаться, а покорно склонить шею, как нео под приказом шамов.

– Со всеми можно найти общий язык и договориться, – вдруг вступил в беседу Семьдесят пятый. – Предводитель – гений. Он обязательно достучится до того, кто у шайнов главный.

– А как же мы, другие люди? – воскликнул я.

Семьдесят пятый ответил без запинки:

– Ты станешь одним из нас. Тебе бояться нечего.

– Хорошо, – скрепя сердце сказал я. – А остальные? Как быть с ними? Об этом подумает ваш Предводитель?

– Остальные… тебя вряд ли заинтересует их судьба, после того, как станешь кио. Так что выкинь из головы дурные мысли и положись на Предводителя. Он разрулит любую ситуацию.

– Признаюсь, что был раньше более высокого мнения об умственных способностях кио, – хмыкнул маркитант, дотоле безучастно вслушивавшийся в разговор. – А сейчас иду и думаю: вы точно киборги или, может, малые дети?

Думаю, он нарочно провоцировал киборгов, кто знает – может, из этого удалось бы извлечь хоть какую-то пользу и попытаться сбежать, в зависимости от того, как развернулись бы события, но киборги не проявили абсолютно никакой реакции. Они банально проигнорировали его слова. Я знаю, что кио присуще высокомерие, они любят посматривать на других свысока (особенности программы или остатки человеческой сущности?), однако мы либо не задели нужных струнок, либо были слишком мелкого «калибра», чтобы раздразнить обоих конвоиров. Старания маркитанта пропали впустую.

Часа через два киборги сподобились разрешить нам привал. Сами они были готовы отмахать ещё столько же без всякого отдыха, но для людей сделали снисхождение.

Семьдесят пятый встал на часы, а его напарник отсел в сторонку и принялся копаться в своём вещмешке.

Я сказал, что хочу пить. Сержант протянул мне фляжку. Вода в ней была тёплая и безвкусная, но я пил её, как нектар, смакуя каждый глоток, потом, без спроса, протянул фляжку маркитанту, однако тот отказался:

– Спасибо! Пока не хочу.

– Дело хозяйское, – согласился я и присел на груду кирпичей.

Хоть Девяносто девятый и плёл что-то про мои супергены, однако я чувствовал себя уставшим. Не хотелось идти на убой, а как иначе назвать то, что со мной хотели сделать? Потерять себя как личность, забыть, что такое эмоции, лишиться любви, Вари… И ради чего? Стать жестянкой наподобие сопровождающей нас парочки… Нет, ребята, вы как хотите, а я сделаю всё, чтобы избежать такой участи. Лучше сдохну, чем стану танталовым чурбаном.

– Всё, подъём! – скомандовал Сержант.

Я остался сидеть.

Семьдесят пятый медленно подошёл ко мне, взялся за плечо и сдавил его пальцами, как железными клещами.

– Боец, я не понял… Ты что, берега потерял?

– Отстань, я никуда не пойду, – сказал я, с трудом удерживаясь от крика.

Кио едва не раздробил мне кость. Однако я по-прежнему не подчинялся приказу. Это не было духом противоречия. Во мне опять просыпалось то, что вдруг проявляло себя в трудные моменты и приводило к победе. Я готовился к схватке.

– Бунт на корабле, – спокойно констатировал Сержант.

– Бунт, – кивнул я. – Что хотите со мной делайте, но я с вами не пойду. Можете убить.

– Успеется, – протянул Семьдесят пятый.

Маркитант попытался вскочить, но киборг его остановил.

– Не спеши. Мы сначала с твоим дружком разберёмся. Ты пойдёшь на закуску. А пока попытайся усовестить его не вставая.

Проводник послушно кивнул и произнёс:

– Нечай, брось выкаблучиваться! Пойдём. Всё равно эти… – он умышленно пропустил ругательство, но мне всё было ясно, – с тебя не слезут, пока не подчинишься. Слышишь? Ну, хватит.

– Ладно, – сказал я и с неожиданной лёгкостью сбросил с себя лапу кио.

Думаю, в мозгу Семьдесят пятого все шестерёнки от удивления повернулись. Он как-то странно выпучил глаза, что-то попытался сказать, но я резким