для чего еще мы оказались здесь? Вряд ли затем, чтобы бесцельно бродить, или разглядывать Гумбертов собор, или прятаться в библиотеках под деревьями с девчонками, создавая
– Файфер, хватит!
Они смотрят друг на друга злыми глазами.
– Ладно. Но сейчас ты все равно пойдешь со мной, – говорит она. – Ты нужен Гумберту. Принести чего-нибудь укрепляющего для этого его лютниста из склепа.
– Ну и язва же ты, Файфер!
Она показывает ему язык.
Следом за Файфер мы возвращаемся в гостиную. Лютнист лежит на кушетке, сложив руки на коленях, тяжело дышит. Джордж садится с ним рядом, поджимая губы, будто силится сдержать смех.
– Что случилось? – спрашивает Джордж.
– Слегка ошалел. – Голос Гумберта звучит тише обычного. – Завороженный красотой собственного искусства.
У Джона дергается уголок рта.
– Сейчас займусь.
– А я спать пошла, – объявляет Файфер.
И выходит из комнаты, едва не столкнувшись в дверях с Бриджит, которая вносит поднос с чаем, ставит его на стол и начинает разливать. Файфер останавливается. Оборачивается. Смотрит на чай, на Джона, опять на чай.
– Тебе понадобится твоя сумка, Джон? – спрашивает Файфер.
Голос любезный, предупредительный и… ну совсем другая девушка! Джон не замечает – он слишком занят лютнистом.
– А? Да, спасибо.
Файфер исчезает в коридоре и возвращается через несколько минут с его сумкой. Ставит сумку перед ним и улыбается:
– А может, я все-таки выпью чаю.
Она подходит к столу, задумывается над подносом, тянется к чашке – но не берет. Повторяет то же действие. Что это значит?
– А, нет. Передумала. Наверное, все-таки не хочется. Спокойной всем ночи!
Она взлетает по лестнице, рыжие волосы развеваются словно небольшой вихрь.
– Какая любезная девушка! – ревет Гумберт.
Ой, нет.
Мне это все подозрительно. Я видала, как горничные так себя ведут. Обычно потому, что прячут под кроватью парня, и боятся, как бы их на этом не поймали. Здесь, конечно, иное, и Файфер явно задумала что-то существенно серьезнее, чем парень под кроватью.
Я встаю:
– Тоже, пожалуй, спать пойду.
Джон смотрит на меня.
Я улыбаюсь и иду к лестнице, прямо к комнате Файфер. Останавливаюсь перед дверью, кладу ладонь на дверную ручку – и замираю. Может, не надо мне знать, что она делает? Может быть, от этого отношения между нами только ухудшатся – хотя, кажется, уже некуда.
Я делаю шаг прочь от двери – она внезапно распахивается, и Файфер втаскивает меня в комнату. Захлопывает дверь, припирает меня к ней спиной, сжимая в руке оружие с витрины Гумберта: пружинный тройной кинжал, судя по виду. Держит возле моего горла.
– Ты вообще знаешь, как им пользоваться? – спрашиваю я.
– Заткнись. Ты зачем шпионишь у меня под дверью?
– Решила, что ты что-то задумала. Хотела посмотреть, что именно.
Файфер снова колет мне шею лезвием:
– Не тебе подозревать меня в чем-либо!
– Но ведь что-то же происходит? Огни, блуждающие снаружи. И чай там, внизу. Это же что-то значит?
Она отодвигается от меня, принимаясь расхаживать по комнате и бормоча под нос:
– Надо ли ей говорить? Нет. Но пророчество… и я же не могу появиться с кровожадной маньячкой…
– Я не кровожадная маньячка.
– Заткнись.
– Появиться – где?
– Заткнись, я сказала!
Она ходит от окна к двери и обратно, грызя ноготь. Наконец поворачивается ко мне.
