– Хэйт, ты улыбаешься?! – бросил мимолетный взгляд на адептку Монк.
– Да чокнулась она, разве не ясно? – выпалила гнома.
– Ага, – не стала их разубеждать Хэйт. – И мы этот квест пройдем. С первого раза. Спорим?
Вообще, она и медяка ломаного не поставила бы на свою правоту, но капля азарта им всем, определенно, не помешала бы. Да и разрядить обстановку стоило.
Спор не приняли: монах флегматично поднял и опустил плечи, Маська пальцем у виска покрутила. Хэйт хмыкнула: так вот в чем удобство от убранного оружия – чтобы даже в боевом режиме ручонки не были заняты и можно было жесты всяческие при помощи этих ручонок изображать!
На деле было не до смеха: неумолимый таймер вел обратный отсчет жизни одного (а затем практически наверняка и второго) из них. Адептка считала много хуже Кена, но даже она понимала: с их скоростью до статуи доберется только один. И это если ничего не изменится. Например, монстры не участят нападения или кто-нибудь не напорется на ловушку… Тут Хэйт поплохело: если следующей целью мобов станет Маська, предупреждать о ловушках будет некому, а значит…
«Пожалуйста, пусть они грохнут меня!» – мысленно взмолилась всем божествам Тионэи квартеронка.
Боги не вняли. Но погиб следующим Монк…
И только потом, в считанных метрах, когда, казалось: все, прорвались – таймер не дотикал и до половины, а до изваяния оставался один рывок – плита под ногами гномы рухнула вместе с гномой…
Поотставшая Хэйт успела обогнуть дыру. И увидеть, как полная шкала хп Маси со ста процентов уходит на ноль…
А прямо перед статуей возник Дух старшего жреца: уровень двести, золотистая рамочка с черепами, много нулей в строке со здоровьем. Такому бровью призрачной шевельнуть достаточно, чтобы такая, как Хэйт, отдала концы.
– …! – выдохнула Хэйт. – Конец истории.
Вариантов не осталось. Мимо босса проскочить, может, каким-то мифическим образом и удалось бы – тому же Рэю, например, в режиме тени – но не адептке точно.
Она остановилась. Право, какая разница, от чего умирать: от мечей простых мобов или чиха босса?
В этот момент адептка осознала, что такое «вселенская обида» – это было горькое до омертвения разума чувство, вмиг вытеснившее все прочее: иные эмоции, мысли, расчеты…
– Вообще-то мы пришли, чтобы помочь, – выплеснула толику этой обиды словами адептка. – А вы, неблагодарные ублюдки…
– Га-ар-р-р! – раскатисто гаркнул босс, но почему-то Хэйт не умерла.
И монстры, коих в храме предостаточно скопилось, не спешили вспарывать ее тушку. Даже грохот падающих колонн прекратился.
– Жи-ва-я, – по слогам протянул дух. – За-чем?
Хэйт остолбенела. «Ритуал пошел не так, но что, если хотя бы старший жрец, проводивший его, не совсем… уподобился мобам? Если он как бы еще непись, а-ля Тень отца Клауди?» – адептка не верила не только своим ушам, но и мыслям!
– Ритуал, который вы проводили, – скороговоркой начала объяснять она, боясь, что дух передумает вести разговоры. – Если его завершить в другой крепи, нашествие инферно удастся остановить. Храмы Ашшэа, Иттни, Балеона и Дгорда согласились…
Слова полились, что вода из наклоненного кувшина. Не иначе, как от испуга, но выходил складный рассказ о соглашении с храмами, об условии, выдвинутом жрецами Гарт-гара, приведшем ее и погибших товарищей в здешнюю обитель душ, не нашедших упокоения. О том, что «ключевой предмет» им доставить поручили, но не описали ни вида, ни сути проводимого над ним ритуала.
Под конец монолога Хэйт успокоилась: босс внимательно слушал ее, призраки парили в опасной близости, но не нападали, а рыжеватый отсвет над перевернутым круглым щитом ей не примерещился – с дюжины шагов виден он был отчетливо.
– Пер-реш-ли гр-рань посмер-р-ртия мы, – произнес-пророкотал Дух, когда адептка замолкла. – Убер-речь чтобы. Возьми!
Прозрачная рука указала на щит.
«Так просто?! На что он вообще среагировал, на ублюдков? А если бы я смолчала?» – беспорядочные мысли вдруг сменила новая, ликующая. Правильная.
«И все-таки мы справились!»
«Мы» – потому что, хоть перед статуей и Духом старшего жреца и стояла одна Хэйт, путь сюда проложили ее соратники. В общем-то, она ощущала себя полномочным представителем или, скажем, парламентером, говорящим не столько от своего имени,
